Петр Альшевский - Барабаны летают в огне

В полицию на меня и Эвриклесис, скорее всего, уже нажаловался.

Из машины пора выметаться.

А меня только-только соображение, куда ехать, посетило.

К Макровию Валлосу, к тому, кто при виде меня ОТ РАДОСТИ НЕ ЗАВИЗЖИТ, его информационный голод я бы утолил, сказав, что в Киссонерге произошел угон, грабеж, преступника вычислили и гнались за ним до самого Пафоса, но на твоей улице он от погони оторвался.

На машине с прицепом.

Она у твоего подъезда.

А он в твоей квартире и ему в ней необходимо убежище!

Буксирующий тросом рыболовный трал, прирученный к мирному ремеслу – ты. А преступник – я.

Ты что, это еще не понял? Ты что, Валлос, тупой?

Рыба, ниже рыбы!

У тебя мозги, а у сантиметрового филиппинского бычка нет, но взгляд у него осмысленней!

Чем, укрываясь у Валлоса, его обзывать, правильней в Пафос не рваться. С вождением худо, отрыв от полицейских возможен лишь в мечтах, а без машины я недостижимым для них стану.

Мне бы быть покороче. В разговорах с собой.

Услышанные сирены означали бы, что время им упущено, и Тиндарей Геллас, поелозив ногой, нащупал прежде игнорируемую им педаль тормоза, НЕЖНО НА НЕЕ НАЖАЛ, и тормоз сработал.

Конструкторы машины – не шарлатаны.

Помимо конструкторов, Тиндарей Геллас подумал о скрипке. К своим загляну, скрипкой их к себе расположу, за мной, вожаком, гуськом они двинут. Если в освоении скрипки они за мной не потянутся, я нелицеприятно спрошу: кому из нас скрипка важнее? мне или вам?

Не нам, ответят они.

Подобный ответ был бы для Гелласа чудовищным, но наркоманы Тиндарея Гелласа не отшили. Похоронив проект создания на паях пиротехнической лаборатории, они сговорились вести подрывание атмосферы звуками не взрывов, а скрипок.

Но скрипка одна, а их шесть.

При ОБВОРОВЫВАНИИ МУЗЫКАЛЬНОГО МАГАЗИНА они действовали организованно.

Две добавили, но трех не хватает.

А гитары на что?

На что? – осведомился у крупноголового Пустидиса затосковавший в магазине Тиндарей Геллас.

На то, что гитары мы потом обменяем.

На дозу? – предвкушающе пропищал начинающий испытывать типично наркоманские трудности Беллерофонт Фолистеадис.

На скрипки! – возопил Пустидис, и его рассеянный взор на Тиндарея Гелласа лег.

Менять гитары на скрипки вы возлагаете на меня? – спросил Тиндарей.

А у тебя найдется, кому такой обмен предложить?

Ни у кого, думаю, не найдется, пробормотал Геллас и, поставив ногу на крышку пианино, ЗАБРАЛСЯ, присел, мне бы раскинуть позначительней, но мне вспоминается Валлос: он плавает на корабле, с ним на корабле плавают люди, у кого-то из них могут быть скрипки.

Скрипки у моряков – это я моих размышлениях далековато от реализма отплыл.

За ними нужен неусыпный контроль. За размышлениями. Разум тем же разумом контролировать.

А мой разум меня на это уполномачивал?

Не витай, себя одергивай, моему разуму я бы навредил. Мне бы от него досталось. Он бы охладел ко мне, я, реагируя совершенно адекватно, к нему, взаимное охлаждение. Разума ко мне, но я-то к кому… я же и есть мой разум… не туловище, не член – разум.

Разум. Раз я разум, получается, я умный. А умный и насчет скрипок что-нибудь придумает.

Всплеск энтузиазма родил ощущение, что добыча скрипок ему по плечу, но ГИТАРНО-СКРИПИЧНО ОБМЕН все-таки фикция, полагаться на его осуществление нельзя, Пустидис и остальные, самоустранившись, плохо скрывают разочарование, скрипки им вынь и положь! у Тиндарей Гелласа не то что скрипок – у него и гитар…

Их общие, отданные ему для обмена гитары, спустил Тиндарей.

Не на наркотики! Ну или…

Сестренке купил самокат! На четверть суммы действительно самокат, а то, что сверх тех денег, то…

Незадачливому дедушке бутылка писсурийского виски была куплена.

Глубокие дедовские морщины слегка разгладились, но внука он к себе не прижал.

В случившемся месяц назад столкновении деда и внука СТУЛЬЯ ЛЕТАЛИ КАК МУХИ.

Завоевать мир! Оплатить электричество! У юности и старости жизнь строится, из несходящегося исходя.

В прогрессивную партию трудового народа я ни хрена никогда не вступлю! – без обиняков сказал Сакердон.

А ты их листовку до конца прочитал? – спросил у дедушки Тиндарей.

А в конце они что, бонусы предлагают?

Ни хрена.

А чего же ты мне тут… забирай свою листовку! Ты ее с митинга притащил?

Баран я что ли, на митингах ошиваться. Листовку мне вручил киприот!

Мы все здесь киприоты, пробормотал дед.

Но ты киприот, у которого на голове ОБА УХА, обвинительным тоном сказал Тиндарей.

А у бедняги с листовками левого или правого…

На правое у него революционный берет был надвинут. Срез прикрывал? Моде Че Гевары следовал? Я не знаю! Но он за сильный Кипр.

Процветания своего отечества любой киприот хочет, промолвил Сакердон.

Хотеть-то киприоты хотят, ухмыльнулся Тиндарей, но сами-то кто? Бздуны и слюнтяи!

Ты, гневно прохрипел дед, ты забываешь, что говоришь ты со мной. Выросшим на святой для меня кипрской земле!

Святыня у тебя поруганная, сказал Тиндарей. Кто ее только не топтал и не завоевывал! Арабы, византийцы, крестоносцы, венецианцы, турки, британцы – почитать что-то столь затраханное противоречит моему гордому естеству.

РОДИМОЙ ЗЕМЛЕ НЕ КЛАНЯЕТСЯ, ее не славословит, не переубедить, а избить – рассердившийся Сакердон остановился на этом.

Немного успокоившись, он сообразил, что внук, пожалуй, и после полудюжины его ударов выстоит, но если швырнуть во внука стулом… а он затем им же в меня.

Отбитое плечо потрет, с паркета поднимется и в меня.

А у меня второй стул.

Стул B.

В меня брошен стул А, а я отбиваю его стулом В и, кинув стул В во внука, нагибаюсь и подбираю для бейсбольного отбивания стул А.

Завертим…

Сакердон не заржавел, с приданием стульям летучести он управляется на загляденье, к переправке их воздушным ходом у него явно предрасположенность, но подобное сидит в генах и у Тиндарея, отставания от деда не допускающего.

Неразрешимых задач внук перед ним не ставил.

Задействуя резкость, деда бы он опередил, и тот, наклонившийся за стулом, ничем не прикрытым от пущенного стула бы повалился, но Тиндарей не убыстрялся. Он и кидал-то туда, где дед своим стулом его стул блокировал – верховые броски С ПРИЦЕЛОМ В ГОЛОВУ.