Ирина Паперно - Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения

Как показывают вторая и третья тетради, Киселева проводила много времени перед телевизором и с особым чувством смотрела фильмы о войне, отождествляя себя с их многострадальными героинями. В качестве телезрителя она могла усвоить сюжетную схему, повествовательные ходы и мифологию советского биографического фильма. В конечном счете и культурные источники (кинофильмы), и медиум (устное повествование) могли повлиять на организацию ее текста 244 244 При обсуждении советских фильмов о простой крестьянской женщине, а также визуальности устного повествования мне помогли консультации Оксаны Булгаковой. .

Думаю, что не будет преувеличением сказать, что в первой тетради, посланной на киностудию, Киселевой удалось рассказать историю своей жизни в форме, в общем и целом пригодной для сценария такого советского кинофильма, вплоть до оптимистического финала, устремленного в будущее: «путь будит мир на земле».

В ожидании выхода фильма она продолжала писать, и продолжение ее истории уже не укладывается в установленную схему.

Отослав свою тетрадь, Киселева четырнадцать лет ждала и надеялась, что ее история может быть опубликована и что из ее жизни сделают фильм, и продолжала писать. Все эти годы она состояла в переписке с редактором Еленой Ольшанской, которая взяла на себя хлопоты о публикации. В Тетрадях 2 и 3 Киселева и пишет для себя, и обращается к редактору и к воображаемому читателю. Она пишет о том, что случилось после конца Тетради 1, то есть после 1976 года, а также вновь и вновь возвращается к уже описанному. Не раз она комментирует свое желание писать: «Я пишу потому, что свободно льется из моей души эта рукопис о моей жизьни» (148). «Пишу свои гористи потому что у меня наболело за сколько лет, но нехто невспомнить переживание мое после моей жизьни <���…> Сиводня семнадцатое апреля 1982 год. Коммунестический субботник…» (183). Ее повествование связывает прошлое (пережитое), настоящее («сиводня») и будущее («после моей жизьни»), а слова «Коммунестический субботник» и дата отмечают момент писания в историческом контексте.

Если первая тетрадь рассказывает связную историю, двигаясь в хронологическом порядке, от 1941 к 1976 году (с отдельными экскурсами в довоенное прошлое), вторая и третья тетради представляют собой нечто вроде дневника. Многие записи датированы:

24/XI 1979 г. справляли 40 дней Нюси (137).

19/XII 1979 г. Я заболела кашель наверно грип (139).

30/I 1988. Прышол мой любимый дотошнотый Внук Юра сослезами пяный… (221).

Хотя Киселева и непоследовательна в датировке записей, схема дневника организует Тетради 2 и 3, закрепляя письмо во времени и пространстве писания: здесь и сейчас.

Вторая тетрадь, описывающая период между 1979 и 1982 годом, начинается с (датированного) факта личной истории: «Мне 63 года будит в 1979 г. в ноябре 1 ноября» (129). Заканчивается тетрадь событием историческим, включенным в каждодневную жизнь: «Среда 10/XI 1982 года Слишу по радиво печальную весть умер Брежнев Лионид И…» (185).

Третья тетрадь, в основном составленная из отрывочных записей, охватывает период от 1983 до 1989 года, обрываясь незадолго до смерти Киселевой, скончавшейся в 1990 году.

В эти годы Киселева описывает жизнь, отягощенную болезнями и постоянными конфликтами в семье. Она описывает конфликты с женой сына Виктора, Марией (она рано умерла), всё возрастающие проблемы с двумя внуками-алкоголиками, Юрием и Виталием (сыновьями Виктора), вражду с сестрой Верой вокруг имущества, унаследованного от сестры Анны (Нюси), военной вдовы, и драматические стычки с местными властями по поводу жилой площади. Мы узнаем, что Киселева унаследовала после смерти сестры пятьдесят выпусков роман-газеты (популярных изданий романов в формате журнальной книжки), но она не одобряла привычки Анны к чтению, которая, по ее мнению, вела к бессоннице, головным болям и в конечном счете – к семейным ссорам (131, 142). Третья тетрадь описывает также ее визиты к младшему сыну Анатолию (он женился во время службы в армии и поселился далеко от дома, в городе Муроме), и перечисляет обиды на его жену Нину и сына Сергея (в возрасте двадцати лет внук разведен после года брака). Одинокая, обиженная жизнью женщина, Киселева ищет облегчения в процессе писания, часто обращаясь со страниц тетради с жалкими и жестокими словами к членам своей разваливающейся семьи. Обращаясь к читателям своей «рукописи», она приглашает их быть судьями семейных конфликтов и свидетелями ее страдания: «Читающие люди эту рукопись определять хто виноват а хто прав» (142); «хто будет читать эту рукопись тот поймет какая она тварь несознательная, сколько я горя пережила…» (203).

Во второй и третьей тетрадях дневниковое повествование о настоящем постоянно прерывается воспоминаниями прошлого. Киселева снова и снова упоминает о рождении сына в день начала войны, битве за родную деревню, смерти матери и отца и разлуке с мужем; она не раз упоминает голод, который пережила в 1932–1933 годах (134, 162, 227, 229). Несколько раз она возвращается к одному знаменательному послевоенному событию: корова провалилась сквозь гнилой пол сарая и застряла в погребе, и ее вытащили с помощью немецких военнопленных; они пожалели ее голодных детей и дали им кусок хлеба (105, 226, 228). В этой ситуации она встретила человека, который стал ее вторым мужем, Тюричева – председателя местного жилищного комитета, он руководил спасательной операцией. Киселева не помнит конкретных обстоятельств другого воспоминания о голоде, из своего детства, но, не сомневаясь, объясняет его исторически («толи революция толи Война»):

…толи революция толи Война немогу описать была маленькая нас у родителей было четверо <���…> сидели на печки замерзали ни топить ни варить нечиво было чуть не подохли с голоду была зима суровая сидим ждем смерти… (225).

Во многих случаях ужасные картины прошлого вторгаются в повествование о сиюминутном безо всякой мотивировки, как будто бы ею овладело непроизвольное воспоминание. Так, гневный монолог, адресованный сестре Вере, с которой Киселева находилась в жестоком конфликте из-за дележа наследства, внезапно прерывается картиной рождения сына 22 июня 1942 года:

…я ночамы несплю нервничаю что ты ганяеш шоб ты подавилася этыми денгами, тогда ключи задерживали, а типерь ты гадюка кровожадная. не будеш же отдавать в государство. <���…> ну черт сней буду ждать. Там тех денег и на помены нехватит зделать годовые помены. В молодости я уже была замужем за Гавриилом, и ходила беременая фторым… <���…> и я родила уже утром 22 июня тысяча девятсот сорок первого года в пять часов утра родила сына Толю, когда миня привезли в палату из родильного стола положили в постель, я смотрю санитарки плачуть… <���…> Война Германия напала на Советский Союз… (154–155).