Олег Кузнецов - Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий

Если непредвзято проанализировать текст этого широко известного сказания, то становится видно, что главными достоинствами этого фольклорного персонажа, превратившегося стараниями и благодаря академическому авторитету профессоров Д.И. Яворницкого (Эварницкого) и М.С. Грушевского в образ украинского национального героя, было умение пить «горилочку» в общественном месте и в пьяном угаре совершать противоправные действия, квалифицирующиеся с точки зрения современного уголовного законодательства как злостное хулиганство при отягчающих обстоятельствах, разжигание национальной и религиозной розни, убийство политического или общественного деятеля и оказание сопротивления сотрудникам правоохранительных органов, находящимся при исполнении служебных обязанностей.

Словом, из талантливого полководца, заставившего считаться с собой правительство одной из могущественных империй Старого Света эпохи Средневековья и всех ее вассалов в Восточной Европе, истово верующего православного христианина и, по сути, мученика за веру князь Дмитрий Иванович Вишневецкий спустя три с половиной века после своей мученической кончины трудами малороссийских «благодарных потомков» превратился в лубочно-карикатурного персонажа, банального героя анекдота (в первоначальном значении этого слова), причиной жестокой казни которого в турецком плену стал пьяный дебош на стамбульском базаре, а не месть за тот страх, который переживала в середине XVI века Оттоманская Порта и ее восточноевропейские вассалы — Крым, Буджак (Молдавия) и Валахия только при одном упоминании имени нашего героя.

Справедливости ради следует сказать, что упомянутые выше украинские медиевисты не были «первооткрывателями» образа «Байды-казака» применительно к личности князя Д.И. Вишневецкого. За них это сделал один из основоположников украинской этнографии, литератор и переводчик Пантелеймон Александрович Кулиш (1819–1897), которого, вместе с Т.Г. Шевченко, современная украинская публицистика называет одним из «людей, яким Україна забов’язана своєю духовністю, які малоросів перетворили на українців» (кому Украина обязана своей духовностью, кто малороссов превратил в украинцев — О.К .). П.А. Кулиш первым записал, литературно обработал и опубликовал эту фольклорную балладу в двухтомнике «Записок о Южной Руси», вышедшем в Петербурге в 1856–1857 гг., а на ее основе сочинил драму «Байда, князь Вишневецкий». В ней князь Вишневецкий предстает не как своевольный феодал, мятущийся между трех монархов в поисках власти, богатства, славы и почестей, а уже как герой-тираноборец, для которого ни одна верховная власть (даже казацкая войсковая старшина) не является авторитетом:

Получается, что волею судеб князь Вишневецкий прожил как бы две жизни — одну реальную, со всеми взлетами и падениями, победами и неудачами, яркую и суматошную, и вторую — ту, которую для него и за него придумали «благодарные потомки» через несколько веков после его смерти. В первой он являлся талантливым военачальником, храбрым командиром на поле боя, истово верующим православным христианином, мучеником за веру, что, однако, не мешало ему одновременно быть честолюбивым мздоимцем, казнокрадом и, как принято говорить сегодня, коррумпированным администратором как на польско-литовской, так и на русской службе. Во второй же он оказался вынужден играть роль маргинального субъекта, спившегося князя-тираноборца и мелкого дебошира, ставящего во главу угла лишь собственные амбиции и самолюбие, за что в конечном итоге он поплатился жестокой казнью в турецкой столице.

Именно этот карикатурно-лубочный образ князя, созданный во второй половине XIX столетия фантазией П.А. Кулиша, Д.И. Эварницкого (Яворницкого) и М.С. Грушевского и др. и мало имевший общего с реальной личностью князя Д.И. Вишневецкого, оказался наиболее востребованным в идеологии сталинской национальной политики по «украинскому вопросу». Расчленение Польши и присоединение к СССР территории западной Украины и западной Белоруссии, получившее в советской историографии наименование «освободительного похода советских войск», потребовало культурологических и идеологических объяснений причин этих действий как для населения вновь присоединенных («воссоединенных») земель, так и для всех граждан СССР. Для этого был использован тезис «восстановления» исторической справедливости, в основу которого была положена идея «векового единства» русского и украинского народов. Персонифицированным олицетворением этой идеи идеологами ВКП(б) был назначен гетман запорожских казаков Богдан Хмельницкий, а его исторической предтечей — князь Байда-Вишневецкий, образ которого благополучно перекочевал в украинскую историческую науку и культуру новейшего (постсоветского) времени.

С провозглашением государственного суверенитета Украины среди историков и культурологов этой страны возникла дискуссия о том, был ли князь Дмитрий Вишневецкий тем самым легендарным «Байдой-казаком» или нет? В этой полемике приняли участие даже такие имеющие международную известность историки как Н.Н. Яковенко [276] Яковенко Н.Н. Нарис історії України з найдавніших часів до кінця ХVІІІ століття. К.: Генеза, 1997. С. 117–118. и В.И. Сергийчук [277] Сергійчук В.І. Байда-Вишневецький — ратник української землі // Дніпро. 1989, № 2. С. 122, 132; Он же . Дмитро Вишневецький. К.: Україна, 2003. . Однако очень скоро все научные споры вокруг этого вопроса выдохлись сами собой по причине отсутствия предмета обсуждения. В итоге все сошлись в одном: Д.И. Вишневецкий мог быть, но мог и не быть тем самым «Байдой-казаком», о котором была сложена украинская народная баллада. Тем более что основное содержание этой думы (баллады) касается описания не жизни, а смерти ее героя.

В принципе реальным прототипом данного фольклорно-этнографического персонажа, по мнению ведущего научного сотрудника Института истории Украины НАН Украины и директора Научно-исследовательского института казачества профессора Тараса Васильевича Чухлиба, мог оказаться любой из многих тысяч пленников османов, сброшенный в наказанье или для развлечения турецкого султана с крепостной стены на крючья. Факт того, что подобный вид казни в Стамбуле в середине XVI столетия практиковался весьма широко, доказывает распространенность темы мученической смерти народного героя в турецком плену подобным образом у многих славянских народов — не только у украинцев, но и у болгар, поляков, словаков, сербов, македонцев и чехов. У всех перечисленных христианских народов Восточной и Юго-Восточной Европы данный сюжет фольклорной традиции варьируется только в частностях, тогда как его канва остается неизменной, что позволяет говорить о наличии единой общеславянской традиции трактовки этого образа, к возникновению или появлению которого у украинцев князь Д.И. Вишневецкий непосредственного отношения не имел [278] Чухліб Т.В. Середньовічна шлягерна пісня та пригоди її персонажа // Горобець В.П., Чухліб Т.В. Незнайома Кліо. Таємниці, казуси і курйози української історії. Козацька доба. К.: Наук. думка. 2004. С. 8–11. .