Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

Грантем не был исключением из правил. Члены аристократических семейств, проживавших в окрестностях города, и представители лучших семей промышленников посещали церковь Святого Вульфрана, принадлежавшую Англиканской церкви. Представители же среднего класса из числа торговцев посещали уэслианскую церковь на Финкин-стрит. Именно там по воскресеньям юная Маргарет часто слушала проповеди отца. В этом мрачном, суровом здании, не освещаемом ни одной свечой, где не ощущался запах ладана, он гордо стоял среди рядов кресел с высокими спинками в своем белом стихаре, прямой и несгибаемый, как справедливость и правосудие; глаза на этом угловатом лице были скрыты толстыми стеклами очков. Своим мощным, низким и суровым голосом он вещал о праве Господа и об обязанностях человека, о его долге перед самим собой, о долге перед семьей, перед соседями, перед общиной, перед городом, перед родиной. Всегда только о долге, ни о чем кроме долга, и никогда о милосердии и сострадании, или так редко и так мало…

На какую маленькую девочку эти суровые речи не произвели бы впечатление? На ком эти жесткие рамки не оставили бы след на всю оставшуюся жизнь? В особенности, когда ко всем этим впечатлениям еще примешивалась и добрая доля восхищения?

Но сколь же тягостной была жизнь методистов. Все вертелось вокруг приходской церкви, в особенности по воскресеньям: в 10 часов утра — урок Закона Божьего и чтение катехизиса, в 11 — служба, в 14 — спевка церковного хора, в 17 часов — вечерняя служба, а еще позже, вечером — обед в суровой, холодной атмосфере, у Робертсов или у соседей с обязательным присутствием прихожан. Да и на неделе членов семьи отягощали заботы прихода: Беатрис готовила пакеты с едой для бедняков (мы не смеем сказать «для своих бедняков»), а Маргарет их разносила по домам, что позволило ей говорить о том, что она не понаслышке знает, что такое безработица тридцатых годов. Конечно, были еще обязательные занятия в кружке кройки и шитья, членство в скаутской организации и песнопения в церковном хоре.

Пропитанный методистскими убеждениями, Альфред был чрезвычайно требователен к Маргарет. Она никогда не должна была тратить время зря, предаваясь мечтам или играя без всякой полезной цели с подружками. У нее не было подружек детства, по крайней мере, нам не известно ни об одной. «Было очень важно, чтобы мы посвящали наши жизни неким высоким целям», — напишет позднее Маргарет. А ее отец чеканил: «Никогда не делай чего-то только потому, что другие это делают». И не раз повторял: «Никогда не иди за толпой». Это были стальные принципы, которые вооружают человека и заковывают его в латы на всю жизнь, давая ему средства для преодоления трудностей: дух сопротивления, способность говорить «нет», нечувствительность к гвалту и суматохе масс, а также, как это ни покажется парадоксально, при полной убежденности в своей правоте странную свободу в манере держать себя и абсолютный антиконформизм [5] Жан Луи Тьерио «Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов». .

Тут все сказано, добавить практически нечего. Согласитесь — как сильно это отличается от нашей церкви. Так же сильно, как судьба Великобритании отличается от нашей судьбы.

В России не сложилось ни одной христианской политической партии, ни тогда ни сейчас. Ни один политик не позиционировал себя как христианина. Более того, в России фактически не было проповедовано учение Христово. Зато — было с успехом проповедовано другое учение — учение Карла Маркса. Книги о французской революции лежали на чердаках, ими зачитывались, их принимали как истину, как свет путеводной звезды. Все больше молодых людей — уходили в революцию.

Надо сказать, что какую-то попытку создать гражданскую религию, выступить с протестом — предпринял Лев Толстой. Он открыто выступил против цинизма и бессмысленности официальной церкви и предпринял попытку создать что-то свое, что-то новое. Но попытка не увенчалась успехом. У Толстого не было религиозного образования, и вместо создания своего учения, принять которое готовы были многие — получился безыдейный, и обреченный с самого начала протест.

В итоге — в России в начале 20 века фактически не оказалось правых. Правые — появляются из религиозных приходов Грантема, а у нас их не было. Левыми становились даже будущие церковные священники, такие как юный Иосиф Джугашвили. Свобода, равенство, братство — стало паролем в светлое будущее для всей страны.

Правые же… правыми выходили либо из черты оседлости, где правые взгляды означали антисемитизм. Либо это были созданные МВД организации, в которые люди записывались, чтобы получить доступ к бюджетным средствам и безнаказанность. В 1917 году — правые либо попрятались по норам, либо поддержали переворот.

Вот в этом то и заключается одна из причин Февраля, а потом и Октября. У пропитанных левыми идеями интеллигентов не оказалось конкурентов справа — вообще. И конкуренты эти — не родились, потому что в России не было протестантской церкви с ее ценностями труда и долга и легитимизацией богатства. Официальная же, православная церковь — несмотря на свой государственный статус, задачу свою не выполнила и рухнула вместе со страной в небытие.

Этой заметкой мы касаемся одной из наиболее темных и мрачных страниц Февральской Революции — роли церкви в падении Монархии. Человеку несведущему трудно поверить в то, что Русская Православная Церковь приложила руку к падению Помазанника Божьего. Тем более такого, как глубоко религиозный Николай II, способный часами простаивать в молитвенном бдении. Но факты остается фактами…

1. Русская православная церковь немедленно признала Временное правительство и сразу же разослала по всей России указания молиться не за Помазанника Божьего, а за здравие и благополучие Временного правительства и его членов. Россия — не единственная страна, где произошла революция. Но ни в одной другой стране церковь не становилась на сторону революционеров, причем так скоро и безоговорочно.

2. Церковь не проявила ни малейшего интереса к судьбе свергнутого Императора и не сделала ни малейшей попытки его поддержать или вступиться за него. Более того — во время Поместного собора, его судьба даже не обсуждалась и Церковь — не послала в Тобольск даже духовника.

3. Церковь не предприняла ни малейшей попытки стать центром консолидации правомонархических сил. Более того, она вообще не предприняла никакой попытки стать центром консолидации любых политических сил или как-то вмешаться в политику. Тем самым, она напрочь убила правую альтернативу происходящему в стране, не дала свершиться никакому противодействию все более явному дрейфу влево. До революции монархизм и православие были практически неотделимыми, любая монархическая организация базировалась еще и на православном фундаменте в отличие от левого безбожия. И тем самым — церковь убила монархическое движение в принципе. Не было ни единой серьезной попытки реставрации, Белое движение — было армией Февральской революции, а не армией свергнутого монарха.