Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Русский национализм должен начинаться как проект борьбы за права для русских как для политической нации. Мы должны собраться и написать список прав, которые нам нужны, которые у нас должны быть. Если у нас будет нормальный список прав и свобод, если мы выберем их для себя, закрепим — к нам и другие потянутся, те у кого этих прав нет. Но как бороться за права, если на твоей стороне Самодержец, и он считает, что например, права выбирать парламент у его подданных быть не должно?

Получается, что либо русский национализм должен быть оппозиционен власти, либо он перестает быть нужным.

Кто-то из русских националистов выбрал первое (Гучков), а кто-то второе (Дубровин). Но по факту — русский национализм не стал привлекательным, ни для кого, ни для инородцев, ни для своих — потому что он не мог дать новые права и возможности. Зачем, например, тем же финнам стремиться стать русскими — если у них было больше прав, чем у русских? Поляки — они восстали как раз за то чтобы иметь права…

4. Из третьего проистекает и четвертое — русский национализм проиграл, потому что у русских в Российской Империи было меньше прав и больше обязанностей, чем у других народов, это было тягло. И русский национализм не встал на путь непримиримой борьбы с властью, за то чтобы это изменить.

5. Русский национализм ошибочно связался с Русской православной церковью, сильно запятнавшей себя своими действиями при одиозном Константине Победоносцеве, да еще находящейся в ситуации жесткого внутреннего противостояния, когда архиепископы противостояли Синоду. Который в свою очередь использовался властями и радикально-консервативными силами как «министерство благочинья», чем-то похожее на современный Корпус стражей исламской революции (хотя, понятно, не с таким размахом). «Русский Торквемада», Константин Победоносцев пытался в начале 20 века едва ли не воспроизвести в России святую инквизицию средних веков, фактически создал религиозную полицию с правом уголовного преследования тех, кто верит «не так» или сомневается. Тем самым он вызвал сильнейшую ненависть общества, требования свободы совести в России встречаются в политических программах всех парламентских партий того времени. И любая причастность к Победоносцеву и его делам — означала политическую смерть, а русские националисты использовали православие как одну из «скреп».

Теперь поговорим о неблагоприятном стечении обстоятельств

Оно было только одно — но страшное. Мировая война.

И в отличие от русских социалистов, у которых руки были развязаны — русские националисты, связанные понятием патриотизма не имели никакого другого выхода, кроме как поддерживать эту всё более непопулярную в народе войну. Тем самым и сужая себе поле возможных решений и подрывая свои и без того не безупречные электоральные шансы.

А какое решение должны были принять русские националисты в 1917 году?

Страшное, но единственно возможное в такой ситуации — сепаратный мир с Германией на почетных условиях.

Причина? Очень простая — любовь к народу, умирающему в окопах.

В этом случае, русские националисты могли бы перехватить хотя бы часть повестки дня Ленина, в которой тот совсем не ограничивал себя. Немедленный мир — а дальше постоянно напоминать обществу о том как Ленин проехал через Германию и о том что у него в партии русских… скажем так — не сильно много.

Только так можно было бы хотя бы закрепиться в политике, и самое главное — завоевать симпатии в армии.

Ну и второй вопрос — а что потом?

А потом — кропотливо взращивать, холить и лелеять свой электорат. Тех, кто хоть что-то имеет и не хочет с этим расставаться. Работать с ним. Разъяснять, что если ты хочешь чужое — в итоге лишишься своего.

Что такое национализм? Национал — консерватизм?

Это политически выраженная идеология эгоизма. От отдельного человека до целого народа.

Плохо быть эгоистом? А хворостом в топке мировой революции — лучше?

Прошло сто лет. Сейчас, с высоты нашего гибельного и трагического опыта — можно с уверенностью сказать, что большинство пороков русского правого движения начала 20 века — никуда не делись, они перекочевали и в партийную систему страны после 1991 года. Удивительно, но «начальство», создавая свои «партии власти» и не имея, в общем-то, никакого опыта соприкосновения с партийным прошлым столетней давности, большую часть тогдашних ошибок умудрилось повторить:

1. Позиционирование себя как партии всего народа. К счастью — мы отошли от того что партии вообще не нужны и современные пуришкевичи и дубровины — создают все-таки партии и называют это партиями (хотя… а что это такое Общероссийский народный фронт?). Но вот от позиционирования себя как выразителя воли всего народа мы так и не ушли. Говорят, что в России, какую партию не строй, получается КПСС — но тут мы видим, что дело не в КПСС. Истоки глубже.

Если вы позиционируете себя как партию всего народа, то вы обманываете и себя, и неизбежно обманываете своих избирателей. Потому что народ не един и не может быть един. Есть богатые, есть бедные. Есть правые есть левые. Есть люди с высшим образованием, а есть со средним. У всех у них — неизбежно разный взгляд на то, каким должно быть государство, какие надо принять законы и т. д.

В нормальной политической системе эти люди объединяются в большие группы и у каждой такой группы есть партия, которая представляет именно их интересы и в политической борьбе — пытается прийти к власти, чтобы провести в жизнь политическую программу выгодную именно этой социальной группе. Где-то основных партий две, где-то три, где-то четыре. Но все они — представляют разные группы и даже не помышляют говорить от имени всего народа. Если же вы позиционируете себя именно так — вы априори не сможете проводить политику для своих избирателей, вы вынуждены будете пытаться услышать и удовлетворить совершенно разные, подчас диаметрально противоположные мнения о будущем. И в итоге вы неизбежно предадите своих избирателей, потому что вынуждены будете принять, по крайней мере, часть чужой программы.

Русские правые, говоря от имени всего народа, неизбежно лгали себе, поскольку крестьянин хотел земли, в том числе и путем незаконного передела — а они говорили о незыблемости частной собственности. Тем не менее, если бы не эта установка «мы партия народа» — можно было бы создать крепкое общественное движение, в которое бы вступили люди, которым было что терять. Ведь в России длительное время был значимый экономический рост, и появилась прослойка собственников на всех уровнях. И деревенскому домохозяину, который построил мельницу или маслобойню так же не хочется ее терять как купцу свою торговлю, а заводчику свой завод. Даже в крестьянской среде — не менее 20–30 % были избирателями этой партии — все отрубники, к примеру, которые хотели защитить свою землю от общины. Это были морально сильные, волевые, готовые на все люди. Таких было много и объединив их, можно было уже налаживать связи с офицерством, с МВД — в конечном итоге защищать себя от надвигающегося бунта, который все предвидели, но никто ничего толком не сделал.