Петр Еремеев - Арзамас-городок

…Андрей Воронихин, откинув со лба пышную прядку волос, прохаживался по гостиной и как бы примеривался к Коринскому. Говорил он мягко, слегка по-уральски окал, и это особо роднило окающего нижегородца с архитектором.

— Ты много строил, тебя никакой подрядчик не проведет… — тут Андрей Никифорович остановился и своими кроткими глазами обласкал арзамасца. — Отличаю тебя доверием, Михаил Петрович. Будешь мне, как говорили в старину у строителей, гезелем, или помощником. В Казанском соборе дел еще не перечесть и беготни тебе хватит… Ну а дома — моя библиотека в кабинете, вся она в твоем распоряжении. Ну и сам Петербург, надеюсь, многое подскажет. Имеющий глаза да видит. Я, бывало, в Париже без карандаша и бумаги из дому не выходил…

Еще Павел I в короткое свое царствование задумал возвести в Петербурге новый Казанский собор. Старый, построенный при Елизавете, стоявший над Черной речкой, не отличался архитектурными достоинствами…

Главным строителем назначили президента академии художеств А. С. Строганова. Поначалу составление проекта поручили итальянцу Бренну, о котором не без основания говорили, что он на своей родине обретался в малярах…

Просвещенный заботник о приращении древа русского искусства граф А. С. Строганов устранил Бренну от проектирования и предложил привлечь к составлению плана храма своего доморощенного архитектора А. Н. Воронихина. И не ошибся в своем приязненном выборе!

Строительство собора, заложенного 27 марта 1801 года и ставшего после Отечественной войны пантеоном русской военной славы, теперь завершалось.

Каждое утро в эти погожие летние дни Михаил Петрович любовался величественным сооружением, полнился гордостью, что вот довелось и ему участвовать в его построе. Воронихин спроектировал храм в плане вытянутого креста, с трех сторон он украшался портиками коринфского ордера. Широкую площадь со стороны Невского проспекта уже охватывало полукольцо четырехрядовой колоннады, что замыкалась сквозными проездами в виде триумфальных арок. Строгий и легкий купол возвышался на высоком барабане, украшенном легкими колоннами. Уж одно это — широко раскинутое полукружье колоннад-крыльев говорило о творческом гении русского архитектора.

А не слишком ли смелое решение принял Андрей Никифорович, когда доверил арзамасцу пусть какую-то часть строительства? Нет, Коринский уже вполне был подготовлен к руководству работами, а потом храм-то воздвигали и украшали талантливые отечественные мастеровые. Это о них писал в свое время один иностранец:

«Им, этим простым мужикам в рваных полушубках, не нужно было прибегать к различным измерительным инструментам; пытливо взглянув на указанный им план или модель, они точно и изящно их копировали. Глазомер этих людей чрезвычайно точен. С окончанием стройки собора торопились, несмотря на зимнее время и 13-15-градусные морозы, работы продолжались даже ночью. Крепко зажав кольцо фонаря зубами, эти изумительные работники, забравшись наверх лесов, старательно исполняли свое дело. Способность даже простых русских в технике изящных искусств поразительна».

Это особое счастье выпало Коринфскому, что всю свою творческую жизнь он был связан с самородными отечественными талантами. Искусных рабочих, сметливых помощников он встретил в столичном Петербурге, в родном уездном Арзамасе, в Нижнем Новгороде, Симбирске, Костроме, Казани — везде, где довелось архитектору строить, являть миру рукотворную красоту.

Казанский собор оказался для Коринского той прекрасной строительной школой, которая затем и позволила осуществить ему все свои собственные большие проекты.

Он много читал. Перед ним открылась суть смены исторических эпох, а вместе с ними и смена архитектурных стилей. Стал понимать назначение архитектуры не только в гражданских, но и в художественных целях. Михаила Петровича пленила классика древней Греции и Рима, а «Десять книг об архитектуре» Витрувия — это своеобразное «Римское Евангелие классицизма» — навсегда стали его настольными книгами. Витрувий был уж тем дорог, что не только подвигал к восприятию античности, но и четко разъяснял «как» и «почему».

Многому учил Петербург. Что ни улица, то добрая школа для начинающего архитектора. Действительно, прав учитель: только умей смотреть и думать… Уж один Невский проспект давал столько, что голова кружилась. Арзамасец, забывая иногда о времени, долгими часами бродил по городу, его окрестностям, узнавая следы архитектурных влияний разных национальных школ. Да, все побывали тут… И как ни хотел во время оно царь Петр I видеть свою северную столицу выстроенной на «голландский манир» — Петербург в облике своем являл такую многоликость… Особенно полюбил Коринский смотреть город в прозрачной прохладе белых ночей, когда декоративные детали дворцов и особняков богачей выступают особенно выразительно. Живописная игра светотеней в извилистых линиях барочных зданий будто непрерывно двигалась, куда-то стремилась… Именно в этих частых блужданиях по городу и заполнялись Михаилом Петровичем его альбомы бесчисленными рисунками — сгодится, потом все сгодится!

Кроме творческих исканий и практических работ, Коринский, часто бывая с Воронихиным в доме графа А. С. Строганова, складывался и как тот человек, которому предстояло всю жизнь бывать в прихотливых дворянских гостиных, в скучных кабинетах чиновников, в душных купеческих палатах… В эту пору с доброй надеждой на свое будущее он и облагородил свою простецкую фамилию вставной «фитой» — стал Коринфским…

Президент академии художеств граф А. С. Строганов слыл великим хлебосолом. Гостеприимство его вошло в бытовую историю России. За известными лукулловыми обедами у графа постоянно бывал не только лучший цвет столичной аристократии, но и многие деятели русской культуры, начиная от Фонвизина и Державина и кончая композитором Бортнянским.

Уместно сказать, что ценитель искусства и меценат А. С. Строганов превыше всего чтил талант в человеке, и потому не случайно его бывший крепостной Воронихин становится знаменитым архитектором, арзамасец Александр Ступин — безвестный прежде мещанин — художником и основателем провинциальной школы живописи, а мещанин Михаил Коринфский — зодчим Поволжья…

Строители спешили. Освящение Казанского собора хотели приурочить к десятилетию царствования Александра I. Потому-то частенько и можно было видеть на строительных лесах среди камнетесов художников старого президента академии.

Собор торжественно освящали 15 сентября 1811 года.

«Все носящие мундир, без изъятия, были допущены во внутренность его». Состоялся настоящий праздник русского строительного искусства.