Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Поскольку во время работы над морскими регламентами Петр и его сотрудники широко заимствовали идеи и целые фрагменты из французских источников, стоит обратить внимание не только на те пассажи, которые они задействовали, но и на те, которые решено было опустить. Как мы уже видели, они активно пользовались первой главой книги 7 ордонанса 1689 года, но почти полностью проигнорировали первую главу книги 19. В частности, не привлекли их внимания французские нормы, касающиеся собственно организации преподавания и дисциплины (параграфы II и XII); содержания и методов преподавания, включая и перечисление конкретных математических и навигационных знаний и навыков, которые должны усвоить ученики, а также последовательность, в которой они должны преподаваться (параграфы III–XI); инструментов и приборов, которые должны брать с собой на борт корабля офицеры, отправляемые для обучения гардемаринов (параграф XVII); процедур контроля над ходом обучения с участием опытных капитанов (параграф XIII) и специальных экзаменационных комиссий (параграфы XIV–XVI). Иными словами, в своих самых масштабных текстах, относящихся в подготовке морских офицеров, Петр не стал, если так можно выразиться, «заглядывать внутрь школы», т. е. вмешиваться в сам процесс преподавания и нарушать автономию «мастеров»-учителей. Не находим мы здесь и представления о школе как о бюрократической структуре, где нужны четкая иерархия, распределение обязанностей, установленный бюджет и так далее. По целому ряду вопросов Петр вообще не счел необходимым как-то высказаться в регламентах: численность учеников, размер жалованья учителям и «кормовых денег» ученикам, структура управления, соотношение Морской академии с корпусом гардемаринов и ее отношения с другими ведомствами – все это не удостаивается никакого упоминания. Не вспоминает Петр в своих регламентах и о московской Навигацкой школе. Мы можем только предположить, что он считал возможным и достаточным урегулировать все эти вопросы посредством частных распоряжений и указаний – или же оставить их на усмотрение самих учителей и администраторов 461.

И действительно, именно учителя и рядовые администраторы стали одной из движущих сил ползучей институционализации и бюрократизации морской школы в петровскую эпоху. Такую динамику мы наблюдаем, конечно, не только в сфере образования: она характерна для строительства «регулярных» институтов в начале XVIII века в целом. Когда соратникам Петра требовалось уточнить свои полномочия или разрешить конфликты с административными конкурентами, они обращались к нему с письменными предложениями, которые царь зачастую одобрял, полностью воспроизводя в указе язык оригинала. Некоторые из таких предложений могли принимать облик официальных документов, адресованных вышестоящим сановникам; другие могли быть сформулированы в письмах к самому царю. Часто предложения эти излагались устно, в личном общении с монархом. В таких случаях они могли привести к появлению указов, которые сами же авторы этих предложений были уполномочены донести до сведения Сената или других правительственных органов. В итоге, перед сановниками нередко представали младшие чиновники и офицеры и на словах сообщали этим государственным мужам монаршую волю. В таких случаях мы можем только гадать о действительном вкладе Петра в выработку соответствующего решения. Инициировал ли он данную меру? Или же он просто кивал в ответ на слова подвернувшегося ему под руку приближенного? Во всяком случае, нам следует соблюдать осторожность, когда мы интерпретируем тексты подобных указов как отражение стратегических замыслов Петра, его прямого и личного волеизъявления. Зачастую сама царская воля артикулировалась именно в процессе формулирования и одобрения таких указов. И, как мы видели в случае Сент-Илера, иногда даже сам факт монаршего одобрения предлагаемых мер оказывался не вполне очевидным и однозначным, а одобрение – ни к чему не обязывающим ни для Петра, ни для его окружения.

К составлению таких предложений должностные лица часто обращались вскоре после своего назначения, когда им нужно было выяснить, что же именно ожидает от них государь, обеспечить себе необходимые ресурсы и полномочия, обозначить свои амбиции и «рвение». Как и документы, составлявшиеся ранее Сент-Илером, эти предложения могли содержать отсылки к иностранным практикам и более или менее развернутую систему аргументации, как, например, в текстах, представленных в 1717–1718 годах недавно принятым на русскую службу адмиралом Джорджем Паддоном 462. Предложения эти часто подавались вне обычных каналов служебной коммуникации, то есть напрямую монарху.

Еще один характерный жанр той эпохи – так называемые «вопросные пункты», обращенные к вышестоящему сановнику или к самому монарху 463. Эти «пункты» могли иметь форму простого письма или перечня пронумерованных вопросов, расположенных обычно вертикально на одной половине листа – так, чтобы на второй могли поместиться ответы и комментарии со стороны адресата. Некоторые вопросы могли содержать в себе и желаемые автором «пунктов» решения, другие были открытыми; высокопоставленный адресат мог ответить на все или лишь на некоторые из вопросов. Подача таких «вопросных пунктов», как кажется, предполагала некоторую степень близости к получателю: не каждый мог обращаться с вопросами к генерал-адмиралу или к самому царю. Появлявшимся в результате такого вопрошания распоряжениям и установлениям обычно не хватало устойчивости, поскольку Петр и его министры не обязательно рассматривали их как постоянные. Не всегда было ясно, продолжают ли они действовать и после смены инициировавшего их чиновника: его преемникам приходилось обращаться к начальству с соответствующими запросами.

Во многом именно в результате подобных запросов и обращений и нарастала в последнее десятилетие петровского царствования «регулярность» петровских морских школ. «Указом Царского Величества за подписанием г. генерал-адмирала» от 12 января 1716 года – крайне характерная формулировка, отражающая происхождение этого указа, – велено было иметь в Морской академии 300 учеников, плюс еще 30 «в геодезии»; для обучения содержать при них восемь человек «навигаторов»; жалованье платить от 1 до 3 рублей в месяц, в зависимости от успехов в учебе, делая из него вычеты на мундир. 16 января, отвечая на запрос со стороны своих подчиненных, Апраксин установил, что московская школа должна иметь 500 учеников, которых после освоения ими арифметики и геометрии будут переводить в академию в Санкт-Петербург. Для Матвеева, назначенного в этот момент президентом Морской академии, этого было недостаточно: 16 февраля он подал генерал-адмиралу девять «вопросных пунктов», а затем, 24 февраля, еще шесть. Среди прочего он просил разрешения нанять дополнительных учителей, поднимал вопрос о расквартировании учеников вблизи академии, просил разъяснений касательно вычетов из жалованья на мундиры и порядка предоставления отпусков. Особенно красноречив самый первый пункт: Матвеев просит, «чтобы для лучшего расположения <���…> делу, назначенному [то есть ему самому. – И. Ф. ] полная мочь была дана, как обыкновенно при иных дворах президентам академий» 464.