Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

В основе этого стремления к уточнению и формализации правил лежали, таким образом, не некоторые абстрактные представления о полезности и правильности рационально-бюрократического управления, но соперничество Матвеева с Сент-Илером и стремление графа расширить и закрепить свои полномочия. Во втором из своих «пунктов» Матвеев предлагает «для правильного порядка той же академии» ввести «устав», по примеру французской или датской академии 465. Однако как только графу удалось выжить Сент-Илера из вверенного ему училища и утвердиться в качестве единоличного начальника, он потерял всякий интерес к институциональному строительству: ни о каком «лучшем порядке» и уставе речи больше не заходило. В период с марта 1717 года, когда барон был уволен, до января 1719 года, когда пост президента покинул сам граф, проблемы академии всплывали в переписке Матвеева с Макаровым и с царем все реже и реже. Когда Матвеев все-таки обращался к Петру I по делам академии, речь обычно шла о деньгах. Граф снова и снова живописал «нестерпимую нищету» и «последнюю скудость» преподавателей и учеников; последние якобы были вынуждены побираться, поскольку их жалованье не выплачивалось; сама же академия не могла даже купить дров для обогрева, не говоря уже о необходимом ремонте окон и печей 466. В августе 1717 года Матвеев получил отпуск, чтобы навестить свою жену в Курляндии 467. В конце этого года он был назначен одновременно главой вновь созданной Юстиц-коллегии, и его новые обязанности захватили его с головой.

В преемники Матвееву во главе Морской академии царь выбрал Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева (1675 – после 1752). Гвардеец, инженер и артиллерист, Скорняков был воплощением «нового человека» петровского царствования. Выходец из мелкого дворянства, он учился в 1697–1698 годах в Берлине, по возвращении в Россию преподавал артиллерийское дело (в том числе, в 1715–1718 годах в самой Морской академии) и даже издал свой собственный учебник по «механике» 468. Скорняков не был сановником первого ранга, но имел давние личные отношения с царем и его ключевыми сподвижниками. Перед назначением в академию он был награжден полковничьим чином за успешное ведение следствия по делу царевича Алексея и царицы Евдокии, что указывало, конечно, и на высокую степень доверия со стороны монарха. Помимо руководства академией, Скорнякову был поручен также крупнейший инженерный проект своего времени – строительство стокилометрового Ладожского канала: его успешная реализация должна была снизить заоблачную стоимость снабжения Санкт-Петербурга продовольствием. Подобно Матвееву, он регулярно посещал Меншикова и часто оставался ужинать у него в компании с другими приближенными светлейшего 469. Пол Бушкович числит Скорнякова среди клиентов Меншикова; не чужим человеком был он и для Апраксина, чей племянник служил под началом Скорнякова 470.

Вполне предсказуемо, оказавшись во главе академии, Скорняков-Писарев попытался уточнить, чего же именно ожидает от него монарх на новом посту. 11 января 1719 года, лишь несколько дней спустя после его назначения на смену Матвееву (3 января), Петр одобрил предложения Скорнякова касательно академии (впоследствии они были включены в текст Адмиралтейского Регламента) 471. В этом коротком документе перечислялись предметы, которые следовало преподавать в Морской академии, предписывалось подыскать недостающих учителей и разрешалось нанять переводчика «для переводу книг, принадлежащих к вышеозначенным наукам» и заместителя («товарища») директора для «смотрения над учителями и над школьниками». Бросается в глаза важное обстоятельство: новый директор мог обращаться напрямую к государю и информировал Апраксина о полученных им от царя указаниях лишь постфактум. Но даже возможность общаться с самим Петром не помогла Скорнякову разрешить все стоящие перед ним вопросы. Докладывая Апраксину, он просил разъяснений:

А о денежной казне, коликое число на тое академию определено, также и о числе школьников сколько их иметь в комплекте и о даче по наукам жалованья, почему давать на месяц и московскую школу мне ль иметь под ведением, я не сведом, дабы о том указом мне объявлено было чтоб я мог по числу денежному с учителями вышеозначенных наук капитуляцию учинить, и определенную денежную казну откуда получать и в школу из недорослей в комплект и школьников мне ль принимать? 472

В ответ Апраксин послал Скорнякову не инструкцию, а подборку писем и приказов, которые направлялись по разным случаям в Навигацкую школу и Морскую академию начиная с 1701 года. Он также написал князю Одоевскому в Москву, чтобы тот «в положенную сумму на школу не вступался». Впрочем, в том, что касается фактического получения причитающихся училищу денег, Скорнякову следовало рассчитать на себя. «Извольте требовать, из тех мест, откуда оную получить, сам», – писал глава морского ведомства 473.

Одним из документов в подборке, полученной Скорняковым-Писаревым из Адмиралтейства 11 февраля, была и «Инструкция» Сент-Илера от 1 октября 1715 года. Как следует из его реакции, Скорняков-Писарев прекрасно понимал, что документ этот «состоялся за собственною Его Царского Величества рукою» 474. Тем не менее он счел возможным выделить 22 из 29 «пунктов», по которым ученикам и учителям следовало «чинить неотменно», тогда как остальные семь предлагалось скорректировать. Некоторые из них (статьи 19, 21 и 22) нуждались в поправках, поскольку они предписывали расквартировывать учеников в самой академии, что не соответствовало реально сложившейся ситуации; в других статьях следовало уточнить наказания, предполагавшиеся за их нарушение. Но одновременно Скорняков-Писарев беспокоился и о собственном статусе. Петр указал академии быть в его «ведении»: значило ли это, что он будет носить титул «президента», как Матвеев, или «директора», как Сент-Илер? Сам Скорняков полагал, что с увольнением француза должность и титул директора академии пресеклись, а сам он был преемником Матвеева в качестве «президента» – этот титул он явно считал более высоким и почетным. Поскольку в «Инструкции» упоминался «директор», в нее следовало внести изменения. «В сем [10-м] пункте переменено, [было] директора, а [теперь] написано президенту, понеже ныне в академии директора не обретаетца», – настаивал Скорняков-Писарев 475. Однако титул президента не прижился, и в официальной переписке его преемник последовательно именуется директором 476. В итоге, Скорняков-Писарев произвел свои собственные десять «пунктов», частью позаимствованные у Сент-Илера, а частью написанные заново, в которых упор делался на поддержании дисциплины в военном смысле: где следует расставлять часовых, кто запирает ворота на ночь, необходимость гасить на ночи все огни, чтобы избежать пожаров, и так далее 477.