Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Характерен и подбор персонала, занимавшегося наставлением кадетов в законе Божьем, которому в этом училище уделялось повышенное внимание. Лука Конашевич (ум. 1758), православный священник в корпусе в 1732–1736 годах, также был связан с пиетистскими кругами, ориентировавшимися на Галле. В частности, он являлся клиентом Феофана Прокоповича и преподавал в его школе в Санкт-Петербурге, находившейся под сильным влиянием пиетистской педагогики. Это же относится и к сменившим его в корпусе Варлааму Скамницкому и Платону Петрункевичу. Разумеется, Тобиас Плашинг, первый лютеранский проповедник в корпусе, также был связан с пиетистами из Галле 654. Сразу же после своего назначения он обращается именно в Галле за советами об организации преподавания: среди его счетов мы находим просьбу о возмещении расходов (60 копеек) «за отправленное письмо в Галлу о сочинении педагогии в трактате». Несколькими годами позднее по рекомендации Плашинга в корпус нанимается учитель богословия Минх, выпускник Кенигсбергского университета 655.

Подобный подбор преподавателей и офицеров Кадетского корпуса отражает стремление его основателей воспроизвести педагогико-административные приемы и практики, позаимствованные из Берлина. Но одновременно назначения эти имеют и другую логику. При ближайшем рассмотрении мы видим, что многие из этих экспертов одновременно являлись, в том или ином смысле, и клиентами «главного директора», а их назначения и перемещения были, конечно, и элементами их карьерных траекторий. Майор Андреас де Гоннон, занимавший с сентября 1732 по ноябрь 1734 года третью ступень в корпусной иерархии, был знаком с Минихом еще до своего определения в корпус и, похоже, выполнял некоторые его поручения. Миних назначил его на должность, предполагавшую, в том числе, преподавание «инженерства», несмотря на то что у майора не было для этого необходимой квалификации: ему предоставили год для того, чтобы освоить предмет, который ему предстояло преподавать 656. Де Бодан, преемник де Гоннона на посту корпусного майора, хвалился тем, что заслужил «протекцию» герцогини Анны Курляндской, будущей императрицы, еще в Митаве; она и рекомендовала его на русскую службу. В 1720-х де Бодан служил некоторое время в Низовом корпусе, а летом 1731 года обратился к Миниху с просьбой о назначении или в Кадетский корпус, или в инженеры; возможно, он исполнял секретарские обязанности при фельдмаршале с осени с 1731 до своего определения в корпус в январе 1732 года 657.

Что касается фон Любераса, первого директора корпуса, то к середине 1733 года между ним и Минихом разгорелся конфликт, и Люберас отбыл к действующей армии в Польшу 658. Когда в начале 1734 года Миниху самому пришла пора отправляться руководить осадой Данцига, он устроил назначение директором корпуса вместо фон Любераса собственного брата барона фон Миниха (к тому времени Остерман уже выжил его из Коллегии иностранных дел) 659. Надо сказать, что за время своего пребывания в России барон проявил предприимчивость, вполне достойную его брата-фельдмаршала. Он не только успешно выговорил себе высокий ранг и многочисленные бонусы при поступлении на русскую службу в 1731 году, но даже сумел пережить опалу своего брата в 1742 году и, более того, получить в 1742 году должность обер-гофмейстера при дворе Елизаветы. Он оставался на этом посту на протяжении следующих 17 лет, подготовив за это время множество предложений, относящихся к реорганизации и упорядочению придворного штата 660.

На первых порах фельдмаршал Миних сам активнейшим образом участвовал в установлении правил корпусной жизни, вникая в самые, казалось бы, повседневные и приземленные ее аспекты, задавал общую атмосферу в новом училище. Он регулярно посещал корпус с инспекциями и издавал детальные приказы по итогам таких визитов. «В бытность мою в Кадетском корпусе усмотрел я, что для снятия свечей щипцов не имеетца, и свечи стоят в подсвешниках непрямо и непорядошно», – замечает он в ноябре 1733 года. В августе 1733 года он произвел пространный документ из 96 пунктов, отражающий его вовлеченность во всевозможные мелкие и мельчайшие вопросы корпусной жизни, такие как найм персонала, разрешение споров, закупка необходимых предметов, предотвращение пожаров и проч. 661Он также был в высшей степени вовлечен и в процесс зачисления в корпус новых кадетов.

Внедрение и распространение в корпусе «регулярных» академических и дисциплинарных практик не было, однако, делом рук одного лишь фельдмаршала Миниха. Для нанятых им учителей и офицеров изобретение и использование таких практик служило одним из важнейших способов зарекомендовать себя в качестве экспертов. Как объяснял барон фон Миних в докладе императрице Анне по итогам своего руководства корпусом, находясь во главе учебного заведения, он «по крайнейшей возможности старался, чтоб академия шляхетных кадетов не токмо в добром состоянии, в котором оная до меня находилась, содержалась, но и по возможности в лучшем распоряжении» была. Предпринятые им меры включали не только привлечение в корпус «многих искусных учителей», способных «чрез <���…> забавные науки кадетов поощр[ять] и ободр[ять]» (например, с помощью изучения земного и небесного глобусов и демонстрации физических экспериментов), но также и составление регуляций. Никаких оснований предполагать наличие у барона педагогических познаний или опыта у нас нет, но отсутствие необходимых квалификаций не помешало ему сочинить «генеральной регламент <���…> который в 72 пунктах состоит, в чем где майору и обер и унтер офицерам, також и всем кадетам именно показано, что им чинить надлежит». Подчеркивая в этих донесениях свой личный вклад в «наилучшее распоряжение» корпусом, барон фон Миних не упускал случая представить в благоприятном свете и деятельность своего брата фельдмаршала 662.

Именно на время директорства барона фон Миниха приходится и успешное составление «генеральной табели всему корпусу», сочиненной, наконец, «по прожекту капитана де Бодана при вспоможении капитана де Радена». Этот шедевр дисциплинарной мысли состоял «в 36 табелях в которых все сии 360 кадетов по их наукам, достоинству, понятию, остроте и старшинству [были] вписаны». Когда генеральная табель была готова, директор направил ее в Кабинет как наглядное свидетельство административного искусства братьев Минихов 663. Для большего визуального эффекта к докладу была приложена аккуратно расчерченная и даже раскрашенная таблица, наглядно представлявшая разработанное в корпусе расписание 664.

Еще одним важным новшеством было введение должности «обер-профессора», предусмотренной уставом 1732 года «для надзирания во всех учениях над всеми» 665. В декабре 1734 года первым исполняющим обязанности обер-профессора стал Иоганн Беньямин фон Зигхейм – еще один пример рекрутирования через неформальные контакты. Саксонец по происхождению, фон Зигхейм узнал о вакансии в России от своего брата Иоганна, который ранее служил в прусской армии, а с 1732 года был поручиком Кадетского корпуса. В соответствии с его контрактом-«капитуляцией», Зихгейм должен был