Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

В 1743–1744 годах Адмиралтейств-коллегия направляет в Сенат многочисленные запросы: адмиралы просят или выделить для Морской академии более вместительное здание, или приказать Герольдии принудительно зачислять в академию более состоятельных дворян, которые могли бы самостоятельно содержать себя и на низком жалованье, или и то, и другое вместе 699. 5 февраля 1745 года в очередном представлении Адмиралтейство указывает, что «понеже служба морская есть несравненно против сухопутной тягостнее», недостаточное финансирование демотивирует зачисляемых во флот молодых дворян: «к такой службе, будучи в бедности, кураж их распространятся не может». Чтобы подчеркнуть остроту ситуации, адмиралы вспомнили об установленных в 1726 году нормативах продолжительности обучения: даже если принять все необходимые меры прямо сейчас, все равно на подготовку новой когорты младших офицеров понадобится шесть лет и десять месяцев. Чтобы исправить положение дел, предлагалось Морскую академию «учинить и довольствовать по примеру учреждения кадецкаго шляхетнаго корпуса», в котором, по мнению адмиралов, ученики «как пищею, мундиром, обувью и квартирою, так и протчем, что шляхетному честному содержанию подлежит, во всем довольствуются» 700.

Ответ из Сената поступил только через год, 23 июля 1746 года. Сенаторы, судя по всему, согласились с доводами Адмиралтейств-коллегии; были услышаны и ссылки на пример Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. Соответственно, Сенат распорядился подготовить проект штата и сметы для обновленного морского училища, которое именуется здесь «морским академическим шляхетным корпусом». На составление такого проекта у адмиралов ушел еще год. 8 июля 1747 года штат «о содержании в морском академическом корпусе из дворянства учеников всего 500 человек, в том числе из гардемарин 200 человек» и об обеспечении их и корпусных офицеров жалованьем и содержанием «во всем по примеру кадецкого шляхетного корпуса» был одобрен Адмиралтейством и направлен в Сенат. Надеясь, видимо, сыграть на прижимистости сенаторов, адмиралы подчеркивали, что если в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе на содержание 360 учеников выделялось 64 340 рублей в год, то в своем предложении они брались содержать 500 учеников всего-навсего на 56 674 рубля; флотские руководители даже составили специальную таблицу, в которой построчно сравнивались сметы Сухопутного шляхетного кадетского корпуса и предлагаемого морского училища 701.

Прошел еще один год; никакого ответа на свои предложения Адмиралтейств-коллегия не получила. 29 марта 1748 года члены Коллегии – адмиралы Мишуков, князь Голицын, князь Белосельский, Головин и Римский-Корсаков – нанесли визит канцлеру империи А. П. Бестужеву-Рюмину «с таким представлением, что флоты и адмиралтейство в крайнее несостояние приходит паче от великого недостатка в штап и обер офицерах». Данная тема, конечно, не входила в сферу полномочий канцлера, и у него не было никаких оснований для вмешательства в вопросы флотского управления. Однако, как честно признавались адмиралы, они сочли необходимым поднять этот вопрос «не токмо по присяжной должности своей будучи обязаны все то, что им поручено, наблюдать и охранять, но и для того такое представление чинят, что они ответствования впредь в том опасаются». Как следует из составленной по итогам встречи записки, моряки «канцлеру наисильнейше представляли и просили, чтоб он наискоряе всемилостивейшую Ея императорского величества резолюцию исходатайствовать старался на многократныя от Адмиралтейской коллегии поданные доклады» 702. Однако добиться решения от Елизаветы, известной своей склонностью откладывать, и откладывать, и опять откладывать решения по вопросам, которые ее лично не слишком интересовали, было непросто даже для канцлера, тем более что сам он был государыне лично несимпатичен. Канцлеру пришлось обратиться с этой проблемой к фавориту императрицы графу А. Г. Разумовскому: полгода спустя, в ноябре 1748 года, Бестужев-Рюмин направил ему (уже в третий раз!) пакет документов, подготовленных Адмиралтейством 703.

В письме к фавориту канцлер извиняется за свое вмешательство в вопросы, которые не входят в сферу его прямого ведения, но объясняет, что не мог поступить иначе: он «неблагодарное сердце имел бы и ни верной раб, ниже доброй сын отечества был бы», если бы не донес о сложившейся ситуации. Однако прагматические причины заинтересованности канцлера в этом вопросе тоже вполне понятны. Участие России в Войне за австрийское наследство, прямой результат проводившейся Бестужевым-Рюминым политики, окончилось для России более-менее ничем, и в результате его позиции были ослаблены. Поэтому, как отмечает Франсин-Доминик Лиштенан, он искал возможности реабилитироваться – и одной из таких потенциальных возможностей было вмешательство в конституционный кризис в Швеции. Неслучайно поэтому в письме к Разумовскому канцлер объясняет, что последние события в Стокгольме могут потребовать мобилизации русского флота, и нехватка офицеров будет тут серьезным препятствием. Ах, если бы только ее величество нашла всего лишь один час, чтобы прочитать все эти бумаги и принять какое-то решение! Увы, немедленного эффекта и это обращение тоже не возымело. В апреле 1749 года Бестужев-Рюмин обращается по этому же вопросу к секретарю императрицы В. И. Демидову, пересылая ему полный пакет документов, которые, как он сам замечал, «мною уже неоднократно его сиятельству графу Алексею Григорьевичу [Разумовскому] поданы были» – дабы Демидов «при случае о том его сиятельству напамятовать, или Ея императорскому величеству всенижайше донести, или ж в случае чтоб Ея императорское величество об оных спросить изволила, вы в состоянии быть могли о существе сего дела ведать и ответствовать» 704.

В мае 1750 года императрица определилась, наконец, по поводу судьбы морских штатов в целом, но все еще колебалась насчет будущего Морской академии. 4 мая 1750 года кабинет-секретарь барон Черкасов проинформировал генерал-прокурора князя Н. Ю. Трубецкого, что государыня «изволила иметь намерение учинить определение о Морской академии». Герольдмейстерской конторе следовало поэтому подготовить доклад, в котором указывалось бы, сколько молодых дворян было определено в службу в предшествующие годы, включая данные об их возрасте и количестве имеющихся у них крепостных. Запрос этот, похоже, представлялся не слишком срочным, потому что ответ на него поступил лишь 17 января следующего года 705. 31 мая 1751 года Сенат, наконец, подготовил свои предложения по поводу нового училища и 2 июля представил их императрице 706.

Окончательное решение, однако, было принято Елизаветой лишь еще один год спустя, в декабре 1752 года. Документ, которым создавалось новое учебное заведение, имел форму совместного «разсуждения» Адмиралтейств-коллегии и Сената, утвержденного императрицей, и он действительно в основном повторял адмиралтейские предложения 1748 года. Ключевые коррективы, внесенные сенаторами, сводились к замене названия с Морского академического корпуса на Морской кадетский корпус и сокращению штата с 500 до 360 учеников. Соответственно, расходы на него устанавливались на уровне 46 561 рубля в год, на треть меньше, чем выделялось на Сухопутный шляхетный кадетский корпус – и меньше, чем предполагалось в более ранних предложениях Адмиралтейства. И Морская академия, и московская Навигацкая школа ликвидировались, прекращали существование и гардемарины как отдельная воинская часть (впредь гардемаринами будут именовать старший класс создаваемого училища): все они растворялись в составе создаваемого корпуса 707.