Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Новое училище, как это вновь и вновь подчеркивается в официальных документах, должно было содержаться «во всем по примеру [Сухопутного Шляхетного] кадетского корпуса». Но хотя проект, одобренный Елизаветой в 1752 году, детальнейшим образом учитывал все требуемые для создания и функционирования школы расходы, а также содержал исчерпывающий перечень офицеров, учителей и низших служителей, в нем ничего не говорилось о педагогических принципах: это различие особенно бросается в глаза при сопоставлении данного текста с уставными документами минихова корпуса или с остермановским проектом реформы Морской академии. Не видим мы и стремления составлявших документ моряков регламентировать повседневную жизнь в Морском кадетском корпусе – в проекте не прописаны механизмы дисциплинирования, нет попыток определить функции и прерогативы различных должностных лиц внутри школы.

Составление подобных детальных регламентов в итоге стало делом рук самих служащих нового учебного заведения. Регламент, разработанный в Морском кадетском корпусе к 1756 году, кодифицировал, среди прочего, полномочия директора и других должностных лиц. В последующих версиях документа эти полномочия постепенно расширялись; росла также роль «канцелярии» как особого органа управления, несмотря на то что в указе о создании Морского кадетского корпуса она даже не упоминалась. Дополнительные документы, составлявшиеся в корпусе в конце 1750-х – начале 1760-х годов, регулировали такие вопросы, как надзор за учащимися, включая и введение специально для этого должности дежурного офицера, а также наказания за леность и иные прегрешения 708. Сходным образом, когда в 1764 году в Морском кадетском корпусе была введена должность «главного инспектора», занявший ее Г. А. Полетика начал с составления развернутых предложений, призванных устранить «замешательное состояние» в корпусе. Предлагаемые им меры включали обязательное использование учебника (ранее многие учителя преподавали на основе рукописных конспектов собственного сочинения), введение фиксированного периода приема новых учеников (до того времени зачисление новых учащихся во всех школах происходило по мере их явки на протяжении всего года), стандартизацию методов преподавания и расширение права учителей наказывать учащихся 709. Говоря иначе, нововведения эти помогали обосновать саму потребность в «главном инспекторе» и очертить новую административную функцию, связанную с «надзиранием» и дисциплинированием, выполнять которую, конечно, должен был сам автор регуляций Г. А. Полетика.

Обсуждения эти создавали благоприятную почву для прожектерских инициатив со стороны конкурирующих между собою сановников. Во флоте в то время, по оценке прусского посла Карла Вильгельма Финк фон Финкенштейна, было всего два заслуживающих упоминания игрока, князь Белосельский и вице-адмирал Римский-Корсаков. Как подчеркивал дипломат, эти двое не только «в морских делах больше всех разумею[т]», но и «у Императрицы пребывают в большом фаворе, на тайные ужины приглашения имеют и полагаю я, что ремесло царедворцев еще лучше морского ведают» 710. И именно один из них, князь Белосельский, и стоял, судя по всему, в 1740-х годах за попытками добиться реформы Морской академии. Ничто в биографии этого вице-адмирала не указывало на его возможный интерес к вопросам образования и к каким-то интеллектуальным занятиям вообще. Князь Михаил Андреевич Белосельский (1702–1755) происходил из измельчавших Рюриковичей. К концу XVII века, впрочем, дела Белосельских шли на поправку: они служили стольниками, а за отцом князя Михаила числилось к 1700 году уже 97 крестьянских дворов. Сам князь Михаил начал службу гардемарином и даже привлек к себе внимание Петра, лично выбравшего молодого моряка для выполнения особого поручения – в 1719 году Белосельскому было поручено съездить в Любек и встретить там царский багаж. К 1724 году, однако, князь был все еще ундер-лейтенантом 711. Должно быть, где-то в середине-конце 1720-х годов он привлек внимание племянницы Петра, царевны Екатерины Иоанновны, герцогини Мекленбург-Шверинской (1691–1733), приходившейся, как известно, старшей сестрой императрице Анне Иоанновне, – и стал ее любовником. Как следует из материалов Тайной канцелярии, Белосельский надеялся перевестись из флота в придворный штат царевны, получил от нее в подарок 1000 рублей и даже пытался раздобыть некстати понадобившееся ему снадобье от «невстанихи» 712.

После кончины своей высочайшей любовницы в 1733 году Белосельский женился на Наталье Григорьевне Чернышевой, дочери видного петровского сподвижника Григория Петровича Чернышева, на тот момент занимавшего важнейший пост московского генерал-губернатора. Это, однако, не спасло Белосельского от неприятностей: один из узников Тайной канцелярии под пыткой сообщил, что князь позволял себе болтать о своих связях на высшем уровне; в результате Белосельский попал под следствие и в 1736 году был «навечно» сослан в Оренбург. Как именно ему удалось выбраться из ссылки, неясно: вероятно, какую-то роль здесь должен был сыграть его влиятельный тесть. Так или иначе, уже в 1739 году князю было разрешено вернуться в Санкт-Петербург; сначала он был определен майором в престижнейший Ингерманландский полк, но уже на следующий год Белосельского перевели опять во флот на должность советника Экипажмейстерской конторы.

С воцарением Елизаветы Петровны карьера Белосельского резко пошла на взлет. Ряды опытных петровских адмиралов быстро редели, что было князю на руку, но еще более важны были, конечно, его связи с Чернышевыми. При новой императрице придворные позиции его тестя только усилились: по случаю коронации он стал графом и андреевским кавалером. Кроме того, Белосельский явно пользовался личным расположением императрицы, с которой он был знаком как минимум с 1730 года, а вероятно и раньше. В 1743 году умирает его начальник, генерал-экипажмейстер Конон Никитич Зотов, и на освободившееся место назначают Белосельского; это назначение подразумевало также и производство в контр-адмиралы. Хотя Белосельский уступал в старшинстве своим коллегам по Адмиралтейству, после ухода в отставку президента Адмиралтейств-коллегии графа Н. Ф. Головина именно он был назначен специальным докладчиком по морским делам. На протяжении 1740-х годов он сопровождает императрицу во всех поездках, информирует ее по связанным с флотом вопросам и передает Адмиралтейству ее решения: благодаря своему регулярному доступу к монарху князь становится первым среди равных в Адмиралтействе. Императрица крестит его детей, в 1745 году Белосельский обзаводится собственным новым домом в столице; к 1748 году, так ни разу и не побывав в морском сражении, он получает чин вице-адмирала, аннинскую и александровскую ленты и занимает пост генерал-кригскомиссара флота. Прусский посланник Аксель фон Мардефельд в этот период описывает его как единственную достойную упоминания персону в русском флоте, «человека видом приятного и умного (homme de bonne mine et d’esprit) ». По мнению дипломата, «императрица к нему благосклонна» настолько, что даже канцлер Бестужев-Рюмин считает необходимым «купить» его поддержку 713.