Владимир Елистратов - Неопавшие листья русского языка

Но его нет в древнетюркских языках. Значит, оно для тюрок тоже заимствованное. И есть версия, что как раз наоборот — тюрки заимствовали его у восточных славян. И эта версия имеет полное право на существование.

С другой стороны, слово «деньги» из славянских языков только в русском. Даже у белорусов и украинцев — «гроши». Зато корень слова «деньги» присутствует, например, в староперсидском. Может быть, и у русских, и у тюрок оно — оттуда?

В общем — детективная история. Уравнение с несколькими неизвестными.

Но есть совершенно конкретный факт: у огромного количества неславянских народов, населяющих Россию и так называемое ближнее зарубежье, есть это слово.

Между прочим, еще одна версия происхождения «денег» такова: слово «деньги» имеет тот же источник, что и слово «таможня». Значит, создаваемый сейчас таможенный союз — это, в общем-то, «денежный союз»?! Возможно.

«Образ денег» в русском языке очень интересен и сложен. Деньги у нас не просто «дензнаки», они — живые, олицетворенные: «Плакали мои денежки», «На торгу деньга проказлива», «Торг без глаз, а деньги слепы», «Денежки что голуби: где обживутся, там и ведутся».

Они, с одной стороны, обладают огромной самостоятельной силой («денежка не бог, а полбога есть»), а с другой — «не деньги нас, а мы их нашли», то есть они полностью зависят от нас.

Деньги — это и очень «много», и очень «мало»: исконно «деньга» (форма единственного числа) — это всего лишь полкопейки, а «деньги» (форма множественного числа) — целое состояние, капитал.

Деньги почти поэтизируются в русской фразеологии («деньги — крылья»), но они же объект насмешки («деньги — прах»).

Они — «добро» («после Бога деньги — первые») и «зло» («много денег — много горя»).

В слове «деньги» сосредоточена глубинная народная мудрость, ведь деньги — это то, без чего никак нельзя прожить, но вместе с тем то, что ни в коем случае нельзя абсолютизировать. Деньги — словно бы «лакмусовая бумажка» человеческого существования. Надо и уметь их зарабатывать и не делать их смыслом жизни, фетишем.

Надо быть экономным и расчетливым и уметь при необходимости расставаться с деньгами.

С распадом Советского Союза деньги стали для многих предметом культа и смыслом жизни. Все это отразилось в языке. Тут же в моду вошли десятки жаргонных синонимов «денег» («бабло», «грины», «лавэ» и т. д.), появились новые выражения, типа знаменитого «Бабло побеждает зло», в которых это самое «бабло» стало выступать в роли «супергероя».

Актуализировались и заимствованные выражения: «Время — деньги» («time is money»), «Делать деньги» («to make money»).

На какое-то время образ денег в языке утратил свою диалектическую целостную, синтетическую мудрость.

Но время идет, и приходит постепенно вновь осознание того, что «всех денег не заработаешь».

Английская поговорка «Время — деньги» подразумевает, что время и эквивалентно деньгам, и наоборот и что отсчет времени (от секунд до лет, десятилетий) равен отсчету денег. Например, секунда — копейка, минута — рубль. И, соответственно, человеческая жизнь как таковая, с ее радостями, любовью, дружбой. Сколько вы отдали за свою жизнь? Не правда ли — некорректный и даже зловещий вопрос. Ведь ваша жизнь — бесценна.

Кстати, как все мы помним, по-русски нельзя спрашивать «сколько времени?» (правильно — «который час?»).

Вроде бы — пустячок. Но, как говорится, «пустячок, а приятно».

В современном массовом языковом сознании это слово — 1) высокого стиля и 2) имеющее оттенок значения, который можно охарактеризовать как «мегаломанское». То есть, иначе говоря, держава — торжественный («парадный», «пышный», «помпезный») синоним большого государства, которое «обладает» большим экономическим и военным потенциалом и играет определяющую роль в мировой политике и международных отношениях (С. Ожегов).

Хотя слово может употребляться и употребляется в значении «независимое, самостоятельное государство», а также «его территория», тем не менее в настоящее время актуальны именно указанные стилистический и смысловой компоненты. «Держава» — это прежде всего «Великая Держава».

Это слово — один из ключевых семантических индикаторов современного состояния российского геополитического мышления. Можно с уверенностью сказать, что судьба этого слова наиболее чутко отражает и будет отражать судьбу России в целом.

Просто говоря, ключевой вопрос начала XXI века: является ли Россия «державой» (то есть — «Великой Державой», «Мировой Державой»). На этой «линии семантического фронта» ведутся упорнейшие бои.

С одной стороны, слово есть в гимне («священная наша держава»), оно частотно в речи так называемых государственников («державников»). Вне всякого сомнения, в целом в национальном сознании простых людей Россия — все-таки «Держава». Не случайно так популярно очень точное, ёмкое и, так сказать, перманентно актуальное выражение из фильма «Белое солнце пустыни» «за державу обидно», которое может быть расценено как архетипическое для подлинного патриотизма.

С другой стороны, упорно внедряется мысль, что Россия по отношению к развитым странам больше не Великая Держава (в дискурсе либералов синоним — «Империя»), а просто одна из «рядовых бриксов». Упорно синонимизируются слова «великодержавный» (тут же «выстреливает» — «шовинизм»; ср. также «великорусский») и «имперский» (+ «амбиции»). Дальше идет стандартный прием идеолого-смысловой демонизации: расширяются контексты, и встраивается система перекрестных штампов, вроде «крах великодержавных амбиций» или «родимые пятна великорусского имперского сознания». В этом смысле, в случае «победы» либерального дискурса, судьба слова «держава» будет аналогична судьбе германизма «рейх» в русском языке, который навсегда дискредитирован национал-социалистическим контекстом. Но обстоятельства складываются иначе.

Массовое современное сознание, в отличие от политико-идеологического, все меньше ассоциирует слово «держава» с монархической идеей («держава — золотой шар с короной или крестом наверху — эмблема власти, одна из регалий монарха»). Поколение тридцатилетних не вкладывает в это слово и той «ностальгически-ретроспективной коннотации», которая есть в сознании значительной части стершего поколения. А значит, уже запущен процесс постепенного выздоровления слова. Через некоторое время (судя по всему — примерно через поколение) все антимонархические и антисоветские компоненты смыслов окончательно «выветрятся» и будет возможно возвращение к описыванию исконного этимона.

«Держава» (примерно с XI века) — это 1) основание, основа, фундамент, то, что поддерживает, то, на чем что-либо держится, и т. п.; 2) сила, могущество, порядок; 3) владычество, власть. Основные смысловые скрепы слова — 1 и 2. И они находят подтверждение в диалектной и просторечной разговорной речи. «Держава» — это, к примеру, ось колеса, опора (столб и т. п.), «крепость» («надо усилить державу стены»), порядок («нет в этом доме державы»). «Держава» в значении «государство» появляется позднее (прим. в XIII веке). Далее начинается многовековая конкуренция слов «держава» и «государство». В конечном счете «государство» отходит в семантическую зону «этоса» и «логоса», а «держава» — в зону «пафоса», обрастая произвольными эмоционально сильными единицами: «державец» у Пушкина, «державный шаг» (у Блока и др.), «державствовать» (у Суворова и др.) и проч.