Дмитрий Быков - Иностранная литература: тайны и демоны

Спасаясь от этих кошмаров, герой едет в Париж и присутствует на сеансе гипноза. Это очень важно, это нервный центр повествования, нерв всей повести, как совершенно справедливо заметил в комментариях Юрий Данилин. Гипнотизер совершенно поработил сознание пациента, сознание женщины, и герой делает вывод, что порабощение воли в принципе возможно и кто-то загипнотизировал и его. Когда он возвращается домой, он принимает страшное решение: существо, которое в нем живет и которому он почему-то дал имя Орля, должно быть уничтожено любой ценой. Ведь это существо, думает герой, прибыло из Бразилии. Дело в том, что мимо его дома по Сене проплывал бразильский трехмачтовик и, скорее всего, это таинственное существо переметнулось оттуда. Потому что в Бразилии, читает герой в газете, замечено несколько случаев массового помешательства. Простые крестьяне убеждены, что кто-то овладел их волей, кто-то вселился в их тело. И тогда герой с той же великолепной хитростью сумасшедшего запирает все двери в своем доме, сам вылезает в окно, закрывает его снаружи. Он чувствует дикую панику этого существа, мечущегося внутри дома и умоляющего открыть дверь, и поджигает свой дом.

И вдруг страшная мысль приходит ему в голову: а если это невидимое и грозное существо живо? Ведь это не человек, его плоть неощутима, оно, скорее, сродни духам. И второй вариант «Орля» заканчивается словами: «Ну да… ну да… это ясно… он жив… И значит… значит… мне остается одно – убить себя!..» [73] Перевод Э. Линецкой.

Метафора оказалась абсолютно точной в XX веке: Европа свой дом сожгла. С 1914 по 1945 год она только этим и занималась. Национальное самоубийство, которое свершилось, – одно из самых страшных пророчеств Мопассана.

Кто же этот преемник, который явился на землю, эта тайная сущность, которая в конце концов погубит мир? На эту тему можно довольно долго говорить, но главная интенция Мопассана, главная его догадка заключается в том, что человек здесь не главный. Есть существа более могущественные, которые обладают более сильной волей, которые в огне не горят и в воде не тонут. Что на самом деле мы – лишь промежуточный этап и все мы в сущности калеки, как Андре Бремонталь. После нас придет нечто пока непостижимое и бесконечно более сильное. Что это будет, ответить трудно. Я склонен думать, что это будет империя социальных сетей, где вместо одной человеческой личности будет так называемый человейник. Другие думают, что это следующий этап человеческой эволюции, сверхчеловек. Так думал Ницше, одержимый теми же идеями. Третьи полагают, что на смену человеку придет что-то предельно простое и глупое, лишенное сложного мыслительного аппарата. Блок, например, так думал. Он говорил, что мы результат вырождения, потому что мозг – это уродливый, разросшийся орган вроде зоба. Такой большой мозг не нужен, а нужны люди действия, нужны скифы, которые придут и заменят интеллигентов.

Прогнозы есть самые разные. И каков будет этот новый человек, неясно. Ясно одно: мир, который мы знали, подходит к концу, и общее вырождение мира приводит к тому, что Христоса-калеку человечество благополучно просмотрело.

Под занавес хотелось бы мне сказать о поэтике неоконченного романа. Это моя больная и любимая тема, потому что мне кажется, что великая книга и не должна быть закончена. Великая книга должна быть как мандельштамовская «Египетская марка» – заметки на полях недописанного романа. Мы говорили об этом много раз, у нас был цикл лекций о романах незаконченных. Так вот, незаконченность, в некоторой степени ненаписанность романа Мопассана очень неслучайна. Мопассан не стал заканчивать «Анжелюс» вовсе не потому, что не мог больше писать. Писать он мог, голова его работала. Первые эскизы из сохранившегося романа выдают эволюцию в плюс, а не в минус, не деградацию, а колоссальный прогресс. Когда он не писал, его одолевали страшного вида всякие фантазии, такая помесь невежества с ипохондрией. В письмах его к врачу постоянно звучит рефрен: моя башка мелет вздор, прощайте, вы не увидите меня больше. Но что бы он ни говорил своему верному Тассару, что бы ни слышали от него его друзья, Мопассан, когда брался за перо, был здоров. Почерк, которым написан последний отрывок «Анжелюса», – это почерк здорового, почти уверенного в себе Мопассана. И рисунки на полях этой рукописи тоже не изобличают ничего ужасного. Это человек, полностью владеющий своими силами. Он не заканчивает роман в силу тайного страха, тайного ужаса: ему кажется, если эта книга будет написана, то гибель мира станет неотвратима. Поэтому, написав пятьдесят страниц из задуманных ста пятидесяти, он прекращает работать. Хотя Франсуа Тассар говорит, что Мопассан упорно писал «Анжелюса», но он писал и сжигал, писал и рвал. Он уничтожал роман в тайной надежде, что пророчество не осуществится. Вот, пожалуй, самый редкий случай неоконченного романа: автор придает ненаписанной книге такое значение, что уравнивает ее завершение с концом мира. Вспомним роман Маркеса «Сто лет одиночества»: когда Аурелиано Вавилонья заканчивает расшифровывать пергаменты Мелькиадеса, город Макондо стирается с лица Земли. Именно поэтому «Анжелюс» остался не только незаконченным, но и ненаписанным. Однако, как мы знаем, это никого не спасло.

Очень может быть, что второе пришествие свершилось. Очень может быть, что мы его не заметили. Вот почему большинство великих мыслителей конца XIX века, таких как Уайльд, таких как Мопассан, таких как Ницше, приписывая себе христологические черты, думают, что они-то и есть новая реинкарнация бога, бога неузнанного и опять распятого. Мы живем с ощущением, что второе пришествие еще впереди. Но самое страшное, если оно уже позади и мир, в котором мы сегодня живем, и есть тот самый конец света, в посмертном существовании которого ничего интересного произойти не может.

Наши времена дали нам три концепции того, что может произойти во время второго пришествия: концепция Филипа Пулмана, которая говорит, что Христос не принес ничего, кроме зла [74] См. его трилогию «Темные начала» и фильм «Золотой компас» (2007), снятый по первой книге. ; концепция Герберта Уэллса, что на смену Homo sapiens придет Homo Тьюлер, расчетливый и сухой человек, делец [75] См. его роман «Необходима осторожность». ; и концепция британской комик-группы «Монти Пайтон», что Христос-то, может, и пришел, но мы его перепутали с простым еврейским мальчиком Брайаном Коэном [76] См. их кинокомедию «Житие Брайана по Монти Пайтону» (1979). .

Что все-таки будет, что реально, на мой взгляд?

На мой взгляд, реально пророчество, которое дает Ларс фон Триер в своем фильме «Нимфоманка» (2013), говоря, что мораль перестанет существовать, а будут существовать числа Фибоначчи. То есть новые люди будут руководствоваться даже не логикой, а таким своего рода новым язычеством, поклонением цифре. Эта же идея воплощена в романе «Числа» Виктора Пелевина [77] См. его сборник «ДПП ( NN )» 2003 года. . И боюсь, что два главных циника нашего века, Пелевин и фон Триер, дали самый надежный прогноз.