Татьяна Ирмияева - Пространство свободы. Литературный дневник

Читать Роберта Музиля нелегко, вхождение в его систему «изображения и выражения» дается не сразу. Начать лучше с новелл второго тома, объединенных в цикл «Три женщины». Это «Гриджия», «Португалка» и «Тонка». Из первозданного мира взаимоотношений так называемых простых людей первой новеллы читатель попадает в мистическую средневековую атмосферу второй, а завершает цикл новелла, полная напряженного психологизма современности. Повествование переходит от изображения противостояния, противо-существования близких в общем-то людей к внутреннему разладу в человеческой душе. С этой точки зрения новелла «Тонка» обнаруживает некую «постоянную величину» в творчестве Музиля, которая отбрасывает на все остальное странный отсвет неосознаваемого человеческого «Я» – бессловесного, неуловимого, но, тем не менее, мощно вторгающегося в «дневные» области сознания и управляющего ими. Милая девушка Тонка, без сомнения, хороша: свежесть юного лица, безыскусность поведения, простота и открытость души – вот что привлекло молодого человека, подающего большие надежды в научной сфере, к этому цветку среди отбросов человеческого общества. Что могло быть общего между ними – живущей, как травинка в поле, девушкой и призванного к служению обществу молодым человеком? Но, может быть, так и следует жить, как Тонка, подобно птице небесной, ни о чем не задумываясь, отдавая себя каждому мгновению существования, ничего не требуя взамен, ни на что не претендуя и не придавая значение тому, что это за мгновение? Было в Тонке нечто, что «окликнуло» и повело за собой с неотвратимостью судьбы, что заставило молодого человека соединить с этой девушкой жизнь. Новелла заканчивается трагически: Тонка погибла в силу странных обстоятельств, осознать и выразить которые она не могла. Кроткая и безропотная, как домашний зверек, Тонка задала неразрешимую задачу блестящему уму главного героя. И все же после прочтения этого рассказа в душу закрадываются сомнения: не столь же неприемлема в человеческом обществе животная бессловесность и «простота» души, как и тщательно разработанный сознательный обман?

Не менее трудные загадки задают читателю две другие новеллы Музиля: «Созревание любви» и «Искушение святой Вероники». Написанные виртуозно сложным языком, отражающим мучительно трудную работу автора по извлечению из пропастей человеческого духа того, что вечно прячется и ускользает, новеллы до некоторой степени проясняют сверхзадачу, которую ставил перед собой Музиль. Две новеллы имеют общее название «Соединения». Нечто парадоксальное и горько-ироническое заключено в несоответствии новелл этому заголовку, поскольку они посвящены разрыву отношений. Здесь обнаруживается главный «герой» Музиля – некое качество человеческой воли, в данном случае в женских образах. В «Созревании любви» мы знакомимся с героиней по имени Клодина, жизнь которой странно двойственна: она мыслит себя такой, какой в действительности не является, но какая она, становится ясно не из ее внутренних монологов, а из поступков. Постоянные усилия героев идентифицировать себя с самими собой – вот генератор напряжения в новеллах Музиля. Клодина бесконечно рефлексирует по поводу собственного соскальзывания в пропасть духовного банкротства. Она не видит средств (и такая трезвость характерна для погруженных в рациональное героев Музиля) к тому, чтобы удержать себя от предательства любимого человека. У нее нет и не было никогда в прошлом никаких душевных сил хранить себя как некую неразменную величину. И это внутреннее состояние Клодины отражает не ситуацию суда совести, а ситуацию неотразимого воздействия на нее тонкого, всепроникающего, парализующего волю соблазна, исходящего вовсе не от другого мужчины (не случайно тот присутствует в новелле как смутная тень), а того истинного соблазна, исходящего от нее самой, перед которым она так и не смогла в итоге устоять. В новелле «Искушение святой Вероники» мы видим похожую ситуацию жестокой расправы героини с чувствами влюбленных в нее двух молодых людей. Показывает ли Музиль пустоту этих женщин, разоблачает ли их влечение к предательству? Может быть, подобно Достоевскому, которым Музиль восхищался, автор хочет показать нам бездны человеческого падения или человеческого страдания, изображение которой у русского писателя приводит к истинному катарсису? Ничего подобного. Музиль хотя и дает нам ясно понять, что его героини – неисправимые предательницы и лгуньи, но также понятно, что в глазах общества и в своих собственных глазах они, может быть, и слегка запутавшиеся, но добропорядочные обывательницы.

Роман «Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» написан гораздо раньше новелл – в 1902 году. Главный героя романа Тёрлес, воспитанник закрытого привилегированного учебного заведения показан в процессе духовного становления. Ключевой момент этого становления – коротко упоминаемая размолвка Тёрлеса с его первым другом аристократом Г. На этом эпизоде из жизни героя автор в какой-то момент заостряет внимание, говоря, что «он типичен для того, что готовилось тогда в Тёрлесе к дальнейшему развитию». И все-таки этот эпизод как будто слишком незначителен по сравнению с событийной насыщенностью повествования. Разрыв между друзьями произошел, по оценке самого Тёрлеса, из-за глупости, из-за религии: «…как бы независимо от Тёрлеса разум его неудержимо накинулся на принца. Обрушив на него иронию разумного человека, Тёрлес варварски развалил филигранную постройку, в которой привыкла жить эта душа, и они в гневе разошлись». Так легко, безо всякого сопротивления со стороны Тёрлеса из клетки на волю был выпущен сильный и неуправляемый зверь человеческой жестокой воли, и роман разворачивает перед читателем картину его разрушительных проявлений. Ничто не удержало Тёрлеса и двух его друзей от безобразного унижения воспитанника Базини. Никакие заповеди религии, морали и общественного долга не помешали им, словно никаких запретов и пределов никогда не существовало. Свидетелем чего становится читатель романа? Нравственного падения воспитанников? Но как будто и не было особой высоты, с которой они могли бы упасть. Морализирует ли автор, описывая страдания Базини? Но тот как будто и не страдает вовсе, а принимает все как должное, поскольку он воришка. Постепенно роман складывается в ошеломляющий портрет обывательского сознания, лишенного глубины из-за отсутствия серьезной духовной работы у всех его героев. Сентенции воспитанника Байнеберга о мистике индийского вероучения смехотворны, а попытки Тёрлеса постигнуть существо мнимых математических величин простым усилием школярского ума – неуклюжи.