Татьяна Ирмияева - Пространство свободы. Литературный дневник

Или еще:

И так на каждом шагу: фразы-строфы, записанные в строчку. В этом – огромный эффект воздействия «прозы» Платонова. Так выражает себя стихия, а не характер, не тип, и потому существование платоновских героев фантастично, иррационально, необъяснимо. Архаика «Счастливой Москвы» не внешняя, а глубоко внутренняя, этот роман – не новый эпос, а попытка создания нового священного писания. Моисей, принесший своему народу Заповеди Божьи, застал его поклоняющимся идолу – золотому тельцу. И только гнев пророка заставил народ внешне подчиниться высшему закону, а втайне иудеи продолжали поклоняться идолам. Заповеди Божьи были для них чем-то нереальным, отвлеченным, а жизнь человеческая шла тут, на земле, и никак не сообщалась с единым Богом. Потом Бог прислал в мир Иисуса – человека, душа которого и была вочеловеченным высшим законом. Жизненный путь Иисуса, творимые им чудеса, мученическая смерть и воскресение – это путь человека не только материального, но и духовного. Высший закон не нужно искать где-то вовне, он – внутри каждого. Таково радостное утро человечества, обретение людьми истинного знания о своей душе – оно ведет светлой стезей, если вслушиваться в себя и постигать свои настоящие (духовные) потребности. Но вот религия развенчана как величайший обман, и человек должен был осознать себя заново, именно как материальную часть материального мира. Каков же этот мир?

Природа подчиняется преобразующей воле человека, но косная материя всегда готова вернуться в свое изначальное состояние: осушенная местность снова станет болотом, лишь только прекратит работать помпа, дорога, прорубленная в джунглях, через неделю превратится опять в непроходимую чащу. Новое представление о высшем законе – чистой функции, которую может осознать лишь человек, воспринимается природой как внешняя, чуждая ей сила, и она подчиняется ему нехотя. Но человек, в котором воплощен этот закон, проходит свой мученический путь, чтобы не способная мыслить природа («одинокая» у А. Платонова, «в страшном беспорядке» у Н. Заболоцкого) обрела высшее знание о себе. Материя, обретающая способность мыслить, – таков революционный пафос того времени. Но сначала она должна осознать себя в человеке.

Человек для материи – Бог-творец и высший закон. В этом смысле «Счастливая Москва» представляется титаническим усилием, направленным на то, чтобы прорваться к этому новому сознанию, пробуждению которого мешает… душа, поработившая «бедное человеческое сердце». Центральный в романе образ, несущий главную смысловую нагрузку, – больной мальчик, которого прооперировал Самбикин. Мальчик заболел гнойным воспалением черепных костей, который в то время лечили только операционным путем – зачищением пораженного участка до здоровой костной ткани. Но эффект этой мучительной операции был невелик: оставленный на кости даже микроскопический зараженный участок давал новые очаги инфекции, и больной в итоге умирал. Оперируя мальчика, Самбикин понял, что череп того заражен насквозь: «…чтобы совершенно уничтожить стрептококков, надо было искрошить не только всю голову больного, но и все его тело до ногтей на пальцах ног». И далее очень важное наблюдение Самбикина, которое легло в основание его размышлений о душе: «…горячее, беззащитное тело больного жадно вбирало в себя стрептококков отовсюду – из воздуха, из инструмента…»

Самбикин думал «над жизнью вещества», работая над «исследованием о смерти»: «Он хотел добыть долгую силу жизни или, быть может, ее вечность из трупов павших существ». Открытие Самбикина состояло в том, что в человеческом сердце как органе тела скапливается некое неизвестное вещество, обладающее живой мощью, но бездействующее, не используемое организмом по прямому назначению. Этот огромный резервуар жизненной энергии где-то и чем-то удерживается и потому не может прорваться в человеческое тело, чтобы постоянно подпитывать его и омолаживать. Где этот запорный шлюз, который мешает человеческому телу жить вечно? Да, вечно, потому что эта жизненная сила постоянно разлита в воздухе, и человеческое тело жадно впитывает, всасывает ее в себя, но в нем она куда-то пропадает, что-то ее захватывает, прячет от прямого взаимодействия с телом, и тело ветшает, стареет и умирает. «Но где тот шлюз в темноте, в телесных ущельях человека, который скупо и верно держит последний заряд жизни? Только смерть, когда она несется по телу, срывает ту печать с запасной сжатой жизни, и она раздается в последний раз как безуспешный выстрел внутри человека и оставляет неясные следы на его мертвом сердце…» Самбикин решил добыть этот эликсир жизни, который разливается в теле только что умершего человека, для того чтобы лечить живых от старения и смерти.

Жизнь человеческого сердца, обездоленного, то есть лишенного его права по рождению, в силу естественного закона, на вечную жизнь, сердца, неизбежно ветшающего, сердца обманутого, показана в Сарториусе. Во власти чувства к Москве Чесновой Сарториус страдает: «…в его тело вошли грусть и равнодушие к интересу жизни». Сарториусу мешает отдаться ясному течению мысли «…все нежное, странное и человеческое», затмившее его ум. Его сердце бьется трудно и мучительно, как мотор, запущенный на всю мощь на холостых оборотах, изнашиваясь зря в переживаниях этой любви.

Самбикин, друг Сарториуса, делится с ним своими мыслями о том, что есть ненормальные состояния человека, такие, когда он болен, несчастлив, влюблен или видит сны, порождаемые неким «вторым» внутри человека. Жизнь проходит в беспрестанной борьбе с этим враждебным «вторым». Но кто он? «Стесненная сном забота об окончательном устройстве мира» – это тоже «он». Сарториус задает Самбикину вопрос о мучительности жизни – почему она такова? И Самбикин отвечает ему при вскрытии в прозекторской тела умершей молодой женщины, ведь он уже почти понял причину человеческого страдания от жизни. Это – вакуум души, всасывающей в себя все человечество, движущей историей, вакуум, который находится в пустоте кишок между еще не усвоенной пищей и тем, что готово покинуть человеческий организм как отходы жизнедеятельности. Но Сарториус нашел сравнение души с пустотой кишок слишком лестным для нее, потому что весь ход истории показывает, что нельзя недооценивать этого тайного врага человечества. «Всеобщее существование, основанное даже на одном разуме желудка, давно бы стало прекрасным. Нет, не одна только пустая тьма руководила всем миром в минувшие тысячелетия, а что-то другое, более скрытное, худшее и постыдное… что не пролезает в сознание и поэтому не могло быть понято никогда прежде… Но теперь! Теперь – необходимо понять все, потому что либо социализму удастся добраться во внутренность человека до последнего тайника и выпустить оттуда гной, скопленный каплями во всех веках, либо ничего нового не случится, и каждый житель отойдёт жить отдельно, бережно согревая в себе страшный тайник души…»