Олег Поль - Остров Достоверности

7. Иллюзия механического времени, в пользу объективного бытия которого нет никаких данных, проистекает от того, что время твердых тел, время земли, луны и часовых механизмов принимается за какую-то всеобщую основу бывания. Как человек внешне обнаруживает свое переживание времени внешней деятельностью, так и земля обнаруживает свое время = понимание обращением вокруг солнца и вокруг своей оси. Если бы земля была также деятельна, как мы, ни о каком измерении времени не могло бы быть речи. (Вставка о ритме). (Этой вставки не найдено. Прим. Переписчика).

8. Теперь я рассмотрю по отдельности переживания настоящего, прошедшего и будущего времени.

9. Пусть монада действует на другую монаду. Если она побеждает, она испытывает радость. Если одолевает противник, испытывает страдание. Предположим сначала первое. Побеждая и радуясь, монада жаждет, чтобы радость не исчезала в прошлом. Если она ждет увеличения радости, то с жадностью хватает время, смотрит в будущее и заранее радуется, — испытывает восторг. Таким образом она стремится жить в трех временах одновременно Если же она ждет прекращения радости, то это уже не чистая радость, а омраченная страданием, — это беспокойство.

10. Теперь предположим, что рассматриваемая монада побеждается противником и испытывает страдание. Страдая, она мучительно ожидает прекращения страдания и хочет забыть о нем, хочет, чтобы пролетающее время вовсе не существовало, чтобы прошлое, наполненное воспоминаниями боли, бесследно исчезло. Если она ужасается и трепещет увеличения страданий, она переживает каждую долю секунды, как вечность, и хотела бы, чтобы будущего не было. Все внимание собирается в настоящем времени и напряженно ожидает будущего. Если в будущем можно ожидать уменьшения страдания, то это уже есть элемент радости в горе, а не чистое страдание. В чистом страдании имеет место страх будущего, — ужас. Если же страдание скрашено ожиданием доброй перемены — является жажда будущего или нетерпение. Однако, и в том и в другом случае время мучительно тягуче.

11. В чистой радости монада близится к охвату всех трех времен сразу, к сверхвременности. В чистом страдании, наоборот, к полной остановке в вечно настоящем. Ни то, ни другое не есть знакомое нам время, могущее сжиматься и растягиваться. В пределе радости, к которому стремится каждая монада в своей деятельности, мы имели бы такую схему времени: будущее вовсе не ожидается, так как оно надвигается столь быстро, что мысль не может его предупреждать; это будущее насыщает настоящее, вовсе не исчезая, так что прошлое все подобрано в единстве настоящего. В пределе же страдания была бы полная концентрация в одной точке с ужасом пред будущим, в котором вечно возвращается прошлое. В первом случае — вечное блаженство, во втором — вечное мучение.

12. В нашем нынешнем существовании страдание смягчается ожиданием освобождения, а радости омрачаются страхом будущего. Во всяком страдании есть хоть надежда на радость, а во всякой радости есть страдание. Страдание бывает всяких типов: есть различная телесная боль, есть тоска одиночества, есть ужас сознания всеобщей враждебности, есть боль отчаяния от созерцания своей природы — все это различные виды страдания. Но если из каждого вида страдания вычесть качество, что можно сделать мысленно, то останется чистая сила переживания страдания вообще, то есть то общее, что составляет основу всех страданий, а это и есть нетерпеливое или боязливое ожидание будущего. Если же вдобавок вычесть положительное или отрицательное отношение к будущему, волевое да или нет, от которых проистекает либо страх будущего, либо нетерпение, тогда в остатке будет ожидание будущего с жаждой частичного исчезновения прошлого, что собственно и есть динамическое время. Страдание есть именно то, что создает длительность времени, то есть самую сущность последнего, в радости время не длится. Страдание и время неотличимы. Нигде в душевной жизни нельзя указать параллельно чувству страдания еще особое чувство времени.

13. Итак, время субъективно, как субъективно страдание. Во всей душевной жизни термин «субъективности» ни к чему не приложим так точно, как к страданию. Я не могу никоим образом сказать, что страдание — не мое. Впрочем, поскольку страдание обуславливается внешней причиной, и напряженность времени обуславливается извне, деятельностыо других монад.

14. Как выяснено, время реально лишь в своей тричастности, т. е. таким образом, что настоящее сознается, будущее ожидается, а прошлое воспоминается. И сознавание, и воспоминание, и ожидание суть переживания настоящего, однако, качество отличное; они относятся к динамическому времени. Чтобы могло протекать время, необходимо присутствие всех трех элементов в настоящем в той или иной степени.

15. Теперь надо исследовать аффекты, которые испытывает стремящаяся к своему могуществу монада при воспоминании или ожидании борьбы. Пусть монада созерцает другую монаду, которая сильнее ее. В ожидании возможного насилия со стороны чужой монады, субъект проникается страхом. Если же объект слабей субъекта и может быть им удобно побежден, субъект пылает вожделением могущества. Вожделение и страх суть два аффекта, могущие сопровождать ожидание; оба относятся к будущему времени.

16. Пусть теперь субъект вспоминает о встрече с монадами. Если объект оказался сильней субъекта и принес ему вред, субъект испытывает досаду. Если же объект легко покорен или мог быть легко покорен, но по незначительности оставлен без внимания, то субъект испытывает удовлетворенность. Досада и удовлетворенность суть аффекты, могущие сопровождать воспоминание. Оба относятся к прошедшему времени.

17. Теперь пусть субъект, встретив некоторый объект, не знает силен он или слаб, вообще, видит нечто неизвестное. Тогда возникает аффект удивления, относящийся к настоящему времени. Все изложенное удобно пояснить схемой.

Субъект сильней объекта Субъект слабей объекта

Аффекты

ожидания Вожделение Страх 1

Аффекты

воспоминания Удовлетворенность удивление

Досада 1

18. Здесь могут возникнуть некоторые недоумения, которые однако легко разрешаются. Во-первых, разве вожделение не может иметь места при воспоминании? Например, воспоминание о побежденном противнике, кроме удовлетворенности, может вызывать вожделение новых побед. Однако легко видеть, что это вожделение относится к предполагаемым в будущем победам, а не к прежним. Во-вторых, точно ли всегда относится только в прошедшему? Но довольно ясно представить сущность досады, чтобы видеть невозможность ее по отношению к будущему. В третьих, верно ли, что удовлетворенность тоже не может относиться к будущему? Этот вопрос, как и предыдущий, получает разрешение в простом мысленном опыте. Наконец, разве страх не может являться при воспоминании? Может, но лишь при том условии, что воспоминание сопровождается мыслью о возможности повторения прошлого в будущем.