Олег Поль - Остров Достоверности

2. Таким образом, в личности надо различать монаду и сверхмонаду. Переживания, которые могут быть объяснены из понятия монады, я назову душевными, а те, которые не могут быть объяснены таким путем, назову духовными. Слову душа я буду придавать в точности тот же смысл, что слову монада. Словом же дух стану называть те стороны личности, которые нельзя понять из природы души=монады.

3. Установив, что из монады может быть объяснен только эгоизм, я должен однако пояснить, что не всякий альтруизм духовен. Действие, имеющее целью усиление личного могущества монады, называется эгоистическим. Действие, имеющее целью усиление могущества другой монады, называется альтруистическим. В этом смысле у животных наблюдаются несомненно альтруистические поступки, каковы, во-первых, родительские заботы, во-вторых, помощь другим членам своего рода. Однако, как я указал выше, эти поступки свидетельствуют только об универсалиях или родовых душах и не более. По той же причине родительские и товарищеские чувства у людей не могут быть названы духовными, ибо они не распространяются на животных, а потому свидетельствуют лишь о душе человеческого рода. Относительная же слабость таких чувств у людей сравнительно с многими животными с несомненностью показывает, что человечество, как один из родов животных, не имеет такой единой деспотической универсалии, как другие роды. (Здесь приписка автора: «из этого надо бы в Ш-ю часть сделать христологические выводы»). Правда, иные думают, что родительские и товарищеские инстинкты как у людей, так и у животных развились вследствие выживания тех видов, где такие инстинкты были особенно сильны. Но подобное объяснение ничего не объясняет, ибо для выживания видов с прочными наклонностями к заботам о потомстве и ко взаимной помощи, надо, чтобы таковые уже существовали. Есть только один способ понять альтруистические склонности: признать, что они диктуются не природой монады, а из некоторого иного источника, будет ли то родовая душа или нечто еще высшее.

4. Только те повеления могут быть названы духовными, которые имеют целью усиление могущества всякой другой монады без исключения, хотя бы это шло в ущерб личному могуществу. В самом деле, действие, имеющее целью благо самой монады, свидетельствует об ее отдельности от других монад. Повеление, ставящее целью благо определенного круга монад, свидетельствует о некоторой весьма могущественной воле, непреодолимо покоряющей воли этих монад для того, чтобы с их помощью побеждать другие круги монад. Повеление же, имеющее вселенский характер, не может быть понято, как магическое внушение некоторой высшей монады, как бы всеобщей доминанты, так как вселенная по самому определению этого слова (…) включает все монады и вне ее нет иного круга монад, по отношению к которому нужна была бы такая боевая солидарность. Поэтому если даже такая монада и существует, о чем будет речь ниже, то повеления ее, не имеющие целью усиление личного или родового могущества, не могут быть поняты из природы монады, т. е. не только ничего не объясняют, но сами суть именно то, что требуется объяснить.

5. Духовные повеления достойны тщательного изучения с целью истолкования их. Я изложу здесь классификацию духовных сил на основании своих наблюдений над духовной жизнью человечества и те выводы, которые можно из этих наблюдений сделать.

6. Духовные повеления появляются в нашем сознании параллельно с душевными как нечто противящееся последним и вступающее с ними в борьбу. Можно обнаружить пять отношений, в которые становятся душевные и духовные силы в этой борьбе, и соответственно этому пять мотивов, склоняющих к альтруистическим поступкам. Всякое нравственное побуждение может быть сведено к одному из этих мотивов. Их удобно расположить в восходящем порядке в виде пяти ступеней:

а) долг

в) стремление к чистоте

с) сострадание

д) любовь

е) свобода

7. Эта лестница обладает тем свойством, что каждая последующая ступень содержит больше, чем предыдущая, притом не количественно, а качественно больше: каждая ступень богаче предыдущей, каждая привносит нечто существенно новое. Это свойство дает право назвать их потенциями духовных сил.

8. Прежде чем приступить к метафизическому истолкованию пяти духовных сил, я поясню их особенности на конкретном примере. Предположим, голодный нищий сидит на перекрестке двух дорог под палящим солнцем. Мимо него проходит пять человек, возбуждаемые поочередно пятью духовными силами. Первый путник, действующий под влиянием долга, сам хотел бы съесть свой хлеб, но чувствует, что не имеет права этого сделать, когда рядом сидит голодный и, после некоторой борьбы, делится с ним. Здесь долг дает себя знать как совесть. Второй путник в первое мгновение тоже чувствует желание пройти мимо, но, немедленно устыдившись возникшего в нем чувства жадности, оделяет хлебом голодного. Здесь духовной силой является стремление к чистоте, проявляющееся по отношению к душевной природе как стыд. Третий путник, увидев нищего, воображает самого себя на его месте, он страдает за него и, движимый состраданием, спешит поделиться с бедняком. Четвертый путник торопится к нуждающемуся на помощь, преодолевая свой голод из любви к страждущему. Пятый же вовсе ничего не преодолевает, потому что у него нет двух мотивов, эгоистического и альтруистического, а только последний; поэтому он поступает в силу абсолютной внутренней необходимости, или, что одно и то же, в силу полной свободы.

9. В первой потенции долг и душевная склонность находятся в состоянии резкого противоположения. Человек обнаруживает в себе два повеления: душевное и духовное. Первое имеет целью его личное благо, второе же требует отречения от этого блага. Здесь душевное ощущается как нечто свое, как нечто несущее радость, от которой лишь с болью можно отказаться; духовное же ощущается как что-то деспотическое, требующее отречения от своего блага. Первая потенция указывает, что есть нечто в нас, что может действовать наперекор нашей воле и притом настолько властно, что даже не несет в себе никакого разумного обоснования. Наблюдая мощность чувства долга, приходится констатировать, что человеческая природа двойственна и личность не исчерпывается душой, но имеется еще и дух, могущий бесконтрольно предписывать нравственные нормы. Эти нормы, будучи необъяснимы из природы души, идут из неосознанных глубин личности. Резкий дуализм душевной склонности и духовного повеления иногда проявляющийся у страстных натур в бешеной борьбе страстей и совести, придает первой потенции несколько суровый, а подчас и трагический характер.

10. Противоречие находит свое разрешение во второй потенции, в стремлении к чистоте. Здесь человек делает добро потому, что оно ему более свойственно, чем зло. Первая полагает нравственное различение добра и зла; вторая опознает добро как свое, а зло как чужое. Зло более не сладостно, оно ощущается как что-то мерзкое, унизительное, постыдное. Размышляя о стремлении к чистоте должно признать, что вторая потенция разрешает дуализм души и духа, свидетельствуя о первенстве духа над душой. Надо признать, что долг есть норма, а личная склонность — ненормальность. А так как немыслимо, чтобы моя нормальная природа находилась вне меня самого, то ясно, что я есть не душа, а дух, душа же — подчиненное мне орудие. Благодаря разрешению противоречия вторая потенция привносит мир и радость, которые свойственны чистым, не винным натурам.