Знание - сила, 2007 № 04 (958)

Все это говорилось за несколько лет до начала Второй мировой войны. Но правительства европейских стран были равнодушны к доводам и призывам. Пророков не слушают, даже если они вещают от имени модной религии прогресса. Ну а мечту о «единой Европе» — в этом убедились современники Зергеля — проще решать, объявляя войну соседям. Но как же родилась идея Атлантропы?

В свое время Зергель был поражен, прочитав в одной из книг Герберта Уэллса («The Outline of History») о том, что во времена неандертальцев Средиземное море-де полностью пересохло, перегороженное цепью гор в районе Гибралтара и лишь после таяния ледников бассейн его вновь наполнился водой. Сегодня слова Уэллса вызовут скептическую улыбку у географов, но Зергель безоговорочно поверил в этот рассказ.

Так он пришел к идее перегородить Средиземное море искусственным способом. По его расчетам, через две тысячи лет от него осталось бы лишь несколько озер. Впрочем, уже к началу XXI века результаты вмешательства человека были бы очевидны, ведь уровень моря понижался бы со скоростью более метра в год. Так что, если бы идея Зергеля воплотилась в жизнь, то уже в наше время обширные участки акватории удалось бы осушить.

Так художник представлял себе строительство Гибралтарской плотыны

Проект моста между Сицилией и Тунисом

Особой популярностью проект «Атлантропа» начал пользоваться после 1929 года, когда разразился экономический кризис, и миллионы людей вмиг стали безработными, а то и бездомными. Проект обещал постоянную работу множеству людей на десятилетия вперед, и с каждым годом объем работ только увеличивался.

Нужно было строить новые города, перестраивать старые, прокладывать линии электропередачи, автомобильные и железные дороги, рыть каналы, добывать полезные ископаемые на бывшем дне моря. И сколько еще найдется дел на расчищенной от волн земле?

Период экономического кризиса на рубеже 1920 —1930-х годов был временем мегаломании. Проект Гибралтарской плотины и осушения Средиземного моря — не первый и не последний.

• В начале тридцатых годов немецкие инженеры мечтали осушить еще и большую часть Северного моря. Предлагалось возвести две огромные дамбы: одну — между Дувром и Кале, а другую — между восточным побережьем Англии и западным берегом Ютландии. Если бы проект был реализован, территория Германии значительно увеличилась бы. Площадь новых земель, завоеванных для Рейха не военными, а строителями, равнялась бы площади Швейцарии и Австрии, вместе взятых. Впоследствии власти страны предпочли все же воевать, и история пошла другим путем.

• А вот в Нидерландах подобный проект удался. В 1927—1932 годах здесь отгородили от моря залив Зейдер-Зе, обнеся его дамбой, протянувшейся на 30 километров. Образовалось пресноводное озеро Эйсселмер площадью 220 тысяч гектаров. Позднее часть его осушили, и земли, отнятые у моря, превратились в пастбища и поля.

На этом фоне не такими безумными казались планы Хермана Зергеля. Наоборот, они разрешали многие жгучие проблемы современности. Именитые архитекторы соглашались даже бесплатно помочь ему в «архитектоническом оформлении новых территорий». Светила европейского модерна вычерчивали «идеальные города» будущего, что вырастут на равнинах, вознесшихся из пучины вод, или заново планировали облик крупнейших европейских портов — Генуи, Неаполя, Мессины, оказавшихся вдали от моря.

Сам Зергель немало размышлял о том, как вдохнуть жизнь в старинные города, «севшие» по его воле «на мель». Так, обводной канал длиной в несколько сот километров возвращал Венеции море. Город сохранял средневековый колорит. Жизнь его, как встарь, отражалась в зеркале вод. Речные трамвайчики — вапоретто, — подчиняясь фантазии немецкого творца, все так же курсировали по своим маршрутам, а гондольеры, «при свете Веспера» распевая «Торкватовы октавы», по-прежнему ловко сохраняли равновесие, какой бы шаткой ни была почва под их ногами. Но шатким, иллюзорным было благополучие всей Венеции, видимость которого создавало раскинувшееся неподалеку водохранилище. Оно не давало пересохнуть каналам, подобно тому, как машины, спрятанные за сценой, не дают замереть жизни на театральных подмостках.

Сбывшийся план Зергеля грозил опрокинуть прежние представления о географии. Корсика соединялась с Сардинией, Мальта с Сицилией, а Корфу, Кефалония и Лесбос — с материковой частью Греции. Береговая линия Южной Франции отступала вглубь моря на 70 километров. Итальянский «сапожок» менялся до неузнаваемости, превращаясь в бочку. «Ох! Эх! Ах! Наивный синьор Зергель, нет ли у Вас другого поля деятельности, на котором Вы могли бы развивать свои безумные фантазии?» — витийствовала миланская газета «Corriere della Sera».

Эти фантазии вызвали возмущение у жителей Южной Европы. Решительно менялся весь уклад их жизни, связанный с морем. Через тридцать лет после постройки плотины все современные портовые города Средиземноморья теряли выход к морю. Применительно к ним само слово «гавань» таило неуместную иронию, как звание «адмирал», звучавшее при упоминании диктатора сухопутной Венгрии — Миклоша Хорти. Морские волки, веками кормившиеся дарами моря, вдруг превращались в «сухопутных крыс». «Того и гляди, в Тулоне, Бизерте и Специи, — иронизировала одна марсельская газета, — работа пойдет полным ходом: к военным кораблям начнут прибивать колеса, лишь бы было на чем до воды докатить».

Архитектор, правивший судьбами мира, как Бог, мог предложить им лишь два варианта: переселиться в новые города — все эти «Нью-Генуи» и «Нью-Мессины», которые будут построены вдоль новой береговой линии, либо все так же жить в старинных городах, ставших музеями под открытым небом, но жизнь будет пульсировать в стороне от них.

Сам же он все развивал свои фантазии, вмешиваясь в геополитику, как в геологию, и пуская весь прибыток территорий, доставшихся вследствие мелиорации марины, на строительство новой империи (архитектура дамб и мостов, надо полагать, была для него теперь мелка). Африка и Европа навязчиво сливались в одно целое, стягиваемые шнурами автомобильных и железных дорог, как рыхлое тело — корсетом. Новая часть света — Атлантропа — была по-настоящему велика, чтобы бросить вызов и Америке, и Азии.

Зергель писал, что мир будет разделен на три огромные части, «три великих А»: Америку, Азию, Атлантропу. Лишь соединив интеллектуальный потенциал Европы и сырьевые ресурсы Африки, удастся противостоять финансовой мощи Америки и людским резервам Азии. «Конечная политическая цель моего проекта — это объединение Европы и Африки. Между Панамерикой и Азией появится могущественная часть света — между, несомненно, объединяющейся Северной, Центральной и Южной Америкой, с одной стороны, и желтой опасностью расово враждебных Индии, Китая и Японии, с другой стороны», — это было сказано еще в 1929 году.