Николай Феофанов - Таганай

Ставший известным, Моляка доброжелательно кивнул Шакулину в знак приветствия. Шакулин кивнул в ответ. Моляка был явно моложе Нестерова и двух его уже представленных друзей. Лейтенанту показалось, что психиатру должно быть года тридцать три, хотя многие люди его профессии каким-то странным образом стареют медленней остальных. Одет он был в белую рубашку с длинными рукавами, которые сейчас были аккуратно закатаны, и в черные брюки, также аккуратно поддернутые, чтобы не помять. В руках он действительно вертел шариковую ручку. В его облике вызывало только некоторое недоумение стрижка, а точнее ее отсутствие. Он был лыс, так что кожа его головы приятно поблескивала при свете яркой кабинетной люстры. Но, судя по тому, что у него были брови, а на щеках и подбородке заметно выделялась легкая небритость, лысина не могла быть результатом дикого стресса или какой-то болезни, когда вся растительность на теле резко пропадает, похоже, что лысина была частью образа этого человека.

На минуту в кабинете зависла неказистая тишина. Каждый стеснялся начать беседу. Наибольшее неудобство ощущали Нестеров и Шакулин, один как хозяин заведения, и видимо, как неформальный лидер этого странного общества, другой – как возмутитель спокойствия, взбаламутивший своим приходом стройные ряды участников. И все же первым неудобное молчание прервал Шакулин.

– Расскажите мне, что у вас за общество. Чем занимаетесь? – обратился он как бы одновременно ко всем, хотя понимал, что на такие вопросы ему станет отвечать Нестеров.

– Мы называем себя «Любителями таганайской природы», – чуть со смешком сказал Анодин. Остальные тоже все улыбнулись.

– Сергей Анатольевич, – подхватил Нестеров, – в нашем обществе находятся люди, искренне любящие этот невероятно красивый и загадочный край. Как такового названия у нашего, с позволения сказать, кружка – нет, но Борис Петрович верно подметил: Таганай – это кладезь природы, здесь есть все, начиная от лесотундры высоко на вершинах, заканчивая лесостепью, в низовьях, ближе к Казахстану.

Шакулин смотрел на Нестерова и не мог поверить своим ушам. Он точно просто теряет в данный момент время. Если эти люди собираются ему рассказывать о местных биологических красотах…

– Но кроме видимой природы, – Нестеров сидел в кресле, опираясь только на один подлокотник, как бы подавшись вперед в направлении Шакулина, – на Таганае издревле существует природа незримая.

Шакулин, пять секунд назад уткнувший свой взгляд в пол, услышав последние слова директора музея, с интересом перевел глаза обратно на него.

– И вот как раз такие вопросы мы и обсуждаем в нашем обществе, – закончил свое вступление Нестеров, так толком ничего не сказав, но заинтриговав лейтенанта.

Шакулин понял, что пора вступать ему, продолжения повествования без его участия, похоже, не предвиделось:

– О какой незримой природе вы ведете речь, Валерий Викторович?

Нестеров улыбнулся, он ждал именно такой формулировки, что в целом было и не мудрено.

– Ну, так как вы работник органов, человек конкретный, не стану долго ходить вокруг да около, – директор музея взял небольшую паузу, а затем уже более твердым и громким голосом, вкрадчивость больше не требовалась, стал говорить дальше, – на Таганае происходит множество необычайных и часто необъяснимых с логической точки зрения вещей. – Он решительно посмотрел в глаза Шакулину. – И с одной из них вы столкнулись в ходе своего расследования.

Шакулин прикинул, насколько корректным с его стороны было бы обсуждать в присутствии всех этих людей подробности дела, которым напрямую занимается контора. Мягко говоря, за это не поощрили бы. Поэтому лейтенант выбрал вариант беседы, которому он следовал, разговаривая с Нестеровым пару дней назад, в его личном кабинете, один-на-один. То есть меньше говорить самому – больше слушать других и задавать наводящие интересующие вопросы. Получать информацию, не отдавая своей. Он в целом понимал, что как раз этим людям никакой информации от него и не нужно, они похоже сами хотели рассказать побольше. Но все-таки ухо надо держать востро, особенно учитывая новые обстоятельства расследуемого им с Листровским дела.

Такие мысли немного увели лейтенанта от желания поскорее узнать о незримой природе Таганая и вернули его в русло нормальной оперативной работы органов госбезопасности.

– Я бы хотел уточнить для себя кое-что, – обратился он к Нестерову, – прежде чем мы продолжим говорить о… – Шакулин слегка завис, подбирая нужное слово, – ну, о Таганае.

– Да-да, Сергей Анатольевич, – участливо отозвался Нестеров.

Шакулин чуть помялся:

– Сколько членов в вашем обществе любителей природы?

– Реально действующих – пять, – раздался звонкий голос Моляки из его угла, – они все здесь, общее же число подсчитать трудно, – он довольно улыбнулся.

– Алексей хочет сказать, – вмешался Нестеров, – что фактически нас действительно пятеро, мы собираемся почти каждый месяц в этом кабинете и обсуждаем интересующие нас темы. Однако наши жены, дети или родители также в какой-то мере вовлечены в этот процесс. Например, дети Владимира Дмитриевича, – Нестеров посмотрел на спокойно сидящего Глазьева, – в принципе тоже отлично осведомлены о том, что происходит или происходило в наших краях, и, если надо, мы можем рассчитывать и на них, – Нестеров опять взглянул на Глазьева. Тот в свою очередь утвердительно кивнул головой. – Но подробности наших бесед, и особенно сегодняшней, будьте уверены, как я уже говорил, не выйдут за пределы кабинета.

– Любопытно, а как вы смогли найти друг друга? – Шакулин говорил с легкой улыбкой на губах, так чтобы его расспросы воспринимались нейтрально. – Ведь все вы не только разных профессий, но и возрастной контраст имеется?

Все почему-то посмотрели на Нестерова. Тот улыбнулся, заметив это.

– Здесь все просто, Борис и Владимир мои давние друзья, – при этих словах Нестеров дружелюбно ударил обоих по коленям. – Антон Андросов, мой выпускник, я когда-то также, как и Борис Петрович, работал в школе, учителем истории. Был классным руководителем. – На лице Нестерова заиграли нотки приятных воспоминаний.

– А я сам вклинился в это общество, – не дав договорить Нестерову, подал голос Моляка.

Некоторая наглость этого «психа-терапевта», как его про себя уже прозвал Шакулин, настораживала. Больно вызывающе он себя ведет в присутствии человека, которого впервые видит, да еще и являющегося сотрудником госбезопасности. Либо это такой способ позиционирования себя в человеческом обществе, либо ему не нравится сам Шакулин, и Моляка слишком ретиво и своеобразно это показывает, либо он на что-то провоцирует таким поведением лейтенанта. Все-таки психотерапевт же, кто его знает, может это некая манипуляция. Однако главное – не дать понять этому Моляке, что Шакулин к нему относится с осторожностью и даже немного побаивается, не зная, что от того ожидать. Хотя в этом плане проблем быть недолжно, за последнее время Шакулин неплохо натаскался в психологических противостояниях с Листровским. В любом случае, судя по реакции всех остальных, если Моляка сейчас и пытается везти какую-то психологическую игру, то делает это наверняка от своего имени, уж больно неодобрительно стреляют в него глазами другие члены общества, когда Моляка нагло влезает со своими замечаниями.