Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

- Надо бы побриться да умыться, - пожаловался непонятно кому Альвин, - а впрочем, потерплю до Гелема.

Я некоторое время смотрел за костром, но сон вскоре одолел меня, и я без сил упал на пихтовый ковер, выстланный в палатке, подложив под голову дорожный мешок, и забывшись тревожными снами о дикарях, чьи лица так и стояли перед моим внутренним взором.

Но поспать мне так и не удалось. Через пару часов меня разбудил встревоженный Шеффе, яростно тряся за плечо и причитая на своем языке.

- Кир, Тукка умирает, - только и сумел разобрать я.

Сон как рукой сняло, и я в считанные мгновения выбрался из палатки вслед за кеметом. Тукка лежал у костра, мертвенно бледный и непрестанно стонущий, а вокруг него, не зная, что предпринять, сгрудились трое рыцарей, должных нести дозор, и Ррек. Альвин, разбуженный поднявшимся гвалтом, выбрался из соседней палатки и с немым вопросом в глазах взглянул на меня, а затем и на стенающего кемета.

- Что с ним? – обратился я к собравшимся.

- Кажется, стрела отравлена, но вот чем – ума не приложу, - затараторил Шеффе, - но он умирает, это точно.

- Альвин, ты можешь помочь?

- Даже не начинай…

Жестом я отослал всех, кто находился подле Тукка, и решил переговорить с Альвином с глазу на глаз. Потерять сейчас хорошего следопыта – значит, лишить себя как минимум трети шансов на успех. Я слишком долго шел к намеченной цели, чтобы в двух шагах от нее потерпеть поражение. Кто знает, сколько еще человек придется потерять в этих лесах?

- Годится хоть на что-то твое искусство помимо разрушения? Ты ведь сам мне рассказывал, как спас умирающую от оспы девушку.

- Чтобы жизнь спасти, нужно у кого-то ее отнять. Всё не так просто, как ты думаешь. В тот день эту жизнь я отнял у двух ее сестер, уже заболевших, но всё еще полных сил.

- Так тебе нужны жизни?

- Нет, Марк, даже не думай. Позволь бедолаге спокойно умереть без греха на душе.

- Не ты ли сам заявлял мне, будто бога нет? Значит, нет и греха. Наша миссия важнее всего этого, и позволить Тукка умереть – значит поставить ее под угрозу, следовательно, снизить наши шансы на поддержание порядка во всем мире, на спасение тысяч и тысяч жизней. Этот кемет – единственный, кто знает тайные тропы через лес Короля, и только он один сможет провести нас туда незамеченными.

- Ты хочешь сделать вылазку и наловить дикарей для… для этой жертвы? Не подумал ли ты о том, как отреагируют на это рыцари, когда ты начнешь резать пленников и отдавать их жизни для спасения какого-то безбожного кемета?

- Эти дикари – такие же безбожники, так что для рыцарей нет никакой разницы между ними и дикими животными, которых можно убивать ради забавы. А ты продемонстрируешь всем силу их бога, исцеляющего любые раны. Вот оно: истинное чудо. Антартес принимает жертвы и исцеляет смертельно больного кемета, после чего он свято уверует в небесного покровителя империи и станет его верным последователем.

- Звучит жутковато и крайне непривлекательно, - скривился Альвин.

Тукка с каждой минутой выглядел всё хуже. Бледное лицо, покрытое испариной, размякло и опухло, губы посинели и раздулись, а изо рта вместо стонов доносились теперь только хрипы и отвратительное бульканье. Странный этот яд почему-то начал действовать только спустя несколько часов, и я никак не мог определить его, хотя в своё время посветил данному вопросу достаточно времени.

- Сколько тебе нужно жизней?

- Две или три. И лучше успеть за полчаса, иначе спасать его уже будет поздно.

На Альвина было страшно смотреть. Руки его тряслись, когда он помогал снимать с кемета доспехи и пальцы никак не могли справиться с застежками. От него исходила волна жгучего страха и внутренней боли, но всё-таки Альвин старался держаться.

Я рассказал Шеффе и Рреку о том, что им предстоит сделать. Глаза их округлились, но они промолчали, даже не подозревая о подобных способностях своего молчаливого попутчика. Никто, кроме меня и Альвина даже не подумал о моральной составляющей предстоящего ритуала. Для них эти лесные жители – не люди, а что-то вроде скота, а потому никто даже не собирался терзаться угрызениями совести. Нужно наловить волосатых уродливых дикарей? Не вопрос, а сколько надо? Я чувствовал, как весь начинаю трястись в такт Альвину, хотя и смутно еще осознавая, что же придется мне совершить. Переложить эту работу на кого-то из кеметов, дабы не марать руки? Нет, это исключительно моя идея и моя ответственность, и мне придется нести ее до конца.

Через четверть часа кеметы вернулись, вынырнув из темноты с двумя плотно упакованными свертками на плечах, подающими признаки жизни и пытающимися высвободиться из рук своих захватчиков. Их отнесли к костру и привязали к молодым соснам, сросшимся посередине, стянув холщовые мешки с их вытянутых безобразных голов. Один из них – хилого телосложения, еще совсем молодой, заросший шерстью до самых бровей, непрестанно пытающийся пережевать кляп, закрывающий рот. Другой, а вернее другая – женщина неопределенного возраста. Под грязной шкурой видна покрытая мелким волосом отвисшая до пояса грудь с огромными лиловыми сосками. Она не рвалась и не пыталась освободиться, только лишь затравленно взирая на нас из-под густых бровей.

- Умыкнули прямо с их стоянки, - пояснил Шеффе, нервно расхаживая взад и вперед, - только бабенку эту да сосунка удалось захватить, остальных порезали.

- Я не могу, Марк, не могу, - пряча лицо в ладонях, жалобно запричитал Альвин, - ведь это же люди, живые люди. Я даже безмозглую курицу не смог бы зарубить, не то, что этих… этих созданий.

- Тукка уже едва дышит. Если он умрет, нам придется искать другую дорогу и переть через заставы Корнелия. Подумай, сколько еще человек мы потеряем, если этот чертов кемет подохнет? Тем более, резать тебе никого не придется: всё сделаю я сам.

- Тогда надрежь вены кому-нибудь из них, аккуратно и вдоль, тогда у меня будет достаточно времени для того, чтобы направить уходящую жизнь в тело Тукка. Затем придется сделать еще по одному разрезу в районе сонной артерии, чтобы закрепить результат.

- Как вообще это произойдет?

- Что?

- Твоя магия.

- Так же, как и переливание крови, только на энергетическом уровне. Ты всё равно ничего не увидишь и не почувствуешь, так что объяснять бесполезно.

Я достал из-за пазухи нож и приблизился к первому пленнику. Пот градом катил с лица, заливая глаза, и мертвенный холод разлился по телу. Убивать врага в бою – одно дело, и совсем другое – резать пленника, как козу на заклание. Каково это – медленно выпускать жизнь из тела такого же, как я, живого человека, глядя в его глаза и молясь, чтобы жизни его хватило для спасения другого? Поступиться принципами и убить связанного пленника, еще и женщину? Без сомнения, рыцари или кеметы проделали бы то же самое без всяких сожалений, еще и изнасиловав эту звероватого вида самку. Так почему же я медлю? Испуганные глаза дикаря наполнились слезами отчаяния, он весь изогнулся и попытался закричать, но наружу вырвался только глухой стон.