Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аданэй начал сомневался в том, что это всего лишь сон: слишком уж реальной оказалась боль, и слишком явным — предчувствие смерти.

И страшной подсказкой всплыли в голове слова жриц: «Духи ночи и смерти станут препятствовать тебе».

Проклятье! Неужели это конец? Такой бесславный, бессмысленный конец? Ужас и боль захлестнули его, а змеептицы все не отставали. Видимо, они во что бы то ни стало решили добить, заклевать его, а у Аданэя уже не оставалось сил, чтобы бороться. Он устремил взгляд на противоположный берег реки, в надежде, что если успеет до него добраться, то черные птицы отстанут, и увидел, как там медленно разгорается серебристое свечение. Он не знал, что это такое и откуда взялось, но, судя по всему, чудовищам этот свет сильно, очень сильно не понравился: они изогнули шеи, заверещали, зашипели, даже перестали атаковать, однако не улетали, продолжая кружить вокруг него.

Свечение становилось ярче, образуя что-то наподобие свода, который постепенно разрастался и вот уже достиг середины реки. Змеептицы зависли на месте. Окруженный ими Аданэй — тоже. И в этот миг купол будто разорвался, серебристое сияние разлилось по небу и в мгновение ока заполнило пространство. Черные птицы отвратительно, пронзительно запищали — то были крики невыносимой боли. Свет проник в их тела, словно разрезал: сначала крылья, потом туловища и головы. И вот они на глазах разлетелись черными лохмотьями, от них не осталось ничего — порождения ночи растворились в чудесном сиянии.

Но это не означало, что Аданэй спасся. Он понимал, что на ослабевших, израненных крыльях до берега может и не долететь. А если доплыть? Умеют ли коршуны плавать?

Свет тем временем угас, медленно собравшись в той точке, откуда пришел изначально, и Аданэя подхватил ветер, ударил под крылья и властно понес к берегу.

Может быть, это спасение?! Может быть… К сожалению, лишь «может быть». Ведь неизвестно, что нужно тому неведомому, что затаилось на берегу: возможно, его спасли лишь для того, чтобы уничтожить еще более жестоко.

Берег приблизился, и ему удалось рассмотреть, кто скрывался в угасающем сиянии. Женщина. Молодая, изящная. Ее серебряные волосы мерцали во тьме, словно сотканные из звездной пыли, и так же ярко горели глаза. Она вытянула правую руку в сторону, словно приглашая сесть на ее плечо, и ласково улыбнулась. И все же от нее веяло опасностью. Но деваться ему было некуда, только и оставалось, что воспользоваться приглашением.

Тяжело опустился он на обнаженное плечо и вцепился в него когтями — не специально, просто так получилось. Но женщину это, казалось, ничуть не смутило, словно она не чувствовала боли, либо не показывала ее. Она одарила его взглядом удивительных глаз, и обнажила в улыбке острые клыки.

— Ну, здравствуй, кханади, — усмехнулась. — Мы наконец-то встретились.

После этого она вдруг подула ему в глаза, и мир закружился перед Аданэем пестрой каруселью.

Кажется, он проснулся от собственного крика. Вскочил с земли. Вскочил? Аданэй быстро глянул на свои руки. Да, это именно руки, а не крылья. Значит, он все-таки видел сон. Проклятые жрицы, чем они его опоили?

Поднявшись на ноги, он вдруг услышал мелодичный женский голос.

Голос сказал: «Мы наконец-то встретились, потомок элайету, дарующий надежду».

Откуда он исходил, Аданэй не понял, создалось впечатление, будто со всех сторон сразу. Он в растерянности огляделся и увидел, как из-за деревьев неторопливо выходит Она! Та, которую он видел во сне. Необыкновенно, ирреально красивая женщина: высокие скулы, четко очерченные губы, гордый разворот плеч и неповторимая грация, чуть раскосые, сияющие звездным светом глаза и сверкающие волосы. Как будто она сошла с небес. Само совершенство!

— Кто ты? — вырвалось у Аданэя.

Женщина не спешила отвечать, вместо этого изучающе и с любопытством разглядывала его. А когда заговорила, то в ее бархатистом, певучем голосе послышалась вкрадчивая интонация:

— Всегда одно и то же: «кто ты и что хочешь?» Как скучно это! Я думала услышать благодарности слова, прекрасный кханади.

— Да, прости. Конечно, я очень благодарен… — он даже смутился. — Но все же…

Она решительно оборвала его:

— Присядем, Аданэй. Позволишь именем родным мне называть тебя?

Женщина опустилась на траву, и он последовал ее примеру, мимолетно удивившись ее необычной манере говорить. А потом вновь заметил клыки, стоило ей улыбнуться.

— Ты спасла меня. Но почему? Кто ты?

— Я — Шаазар. Я — множество историй. Я свет и тьма, я боль и радость, что сплелись в объятьях. И это все, что можешь ты узнать.

— Ты не человек… — задумчиво протянул Аданэй.

— Смекалистый потомок элайету… Несложно было догадаться, верно? — кажется, она откровенно насмехалась над ним.

— Элайету? Так называется река в моих краях…

— О, милое дитя, не ведаешь ты разве, кто и почему назвал ее так странно?

— Хорошо, ты не человек. Тогда кто? Дух? Оборотень? Чародейка?

— О, смертный, ты теперь наглеешь! Я — чародейка?! Никогда! Ведь нынешние колдуны никчемны столь и так слабы, что ничего не могут. А я — созданье высшее, почти Богиня, так всесильна, что мир могу перевернуть!

— Прости. Но скажи хотя бы, что со мной было? И почему ты помогла?

— Не должен умереть ты прежде, чем с братом встретишься своим.

— Что?!

— Тот человек, что Элимер зовется, он до сих пор и сильно о твоей мечтает смерти.

— Тогда почему не убил, когда возможность была?

— Быть может, не сумел, иль пожалел, иль просто не хватило духу.

— Пожалел? Элимер?!

— Тогда он слабым был, теперь — силен. И златовласого врага уже искать готов от моря и до моря.

— Так ты хочешь предупредить об опасности? Уберечь от смерти? Но почему? Чем тебе так важна моя жизнь?

— Нет-нет, и жизнь твоя, и смерть мне в целом безразличны.

— Благодарю за откровенность. Но тогда зачем помогла?

— Себе я помогала, милый мальчик. Чтоб испытанье кханади прошел, пришлось вмешаться мне.

— Зачем?

— Смерть одного из братьев-кханади, да от руки другого, путь Хаосу великому откроет. Он разрушенье миру принесет, как Хаосу положено. И мир погибнет, пусть не сразу: не год, не десять лет — века пройдут. Но это будет. А я помочь ему готова, как могу.

— Кому? Миру?

— Не Миру — Хаосу.

— Что за бред? А причем здесь испытание?

Шаазар многозначительно вздохнула и закатила глаза: кажется, решила, будто он совсем глупый.

— От гибели тебя уберегла я, чтоб брата смог убить потомок элайету, иль сам погибнуть в схватке с ним. Мне все равно, который кханади родную кровь прольет — хоть оба. Ведь главное — чтоб умерли они лишь от руки друг друга, а не случайно и не по болезни, не от меча чужого, не от порчи. А испытанье… это просто так! Пусть Аданэй царем скорее станет, что к столкновенью с кханом приведет его, и к гибели — меня.