Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Царица, все еще не в силах осознать слова, произнесенные обычно таким нежным любовником, даже не успела разозлиться.

— Что? Что ты сказал? — обескуражено повторяла она. — Как ты можешь?

— Не понимаю, чему ты удивлена? — Аданэй обошел Лиммену сзади, заставив ее повернуться вслед за ним. — Кажется, ты сегодня сама дала мне прозрачный намек о том, что мне нужен кто-то помоложе. Ведь ты для этого подослала мне ту девицу?

— Ах, вот ты о чем, — прошептала она. — Ну да, я сделала это. Всего лишь хотела убедиться в твоих чувствах… А ты в ответ наговорил мне обидных слов, — кажется, Лиммена рассчитывала, что сейчас Айн примирительно обнимет ее, прошепчет на ухо что-нибудь ласковое, и все станет как всегда. Но она ошибалась. Аданэй прекрасно понимал: стоит ему забыть о глупой выходке, и подобные проверки станут постоянными: он давно заметил, что женщина очень ревнива. Губы Айна задела нехорошая усмешка, и он изрек:

— Очаровательно! Но кто ты, чтобы следить за мной?

Вот теперь гнев наконец догнал Лиммену, ярость забурлила в груди, и на мгновение ей даже почудилось, будто она ненавидит это красивое лицо.

— Кто я?! — вскричала она зло. — Я — повелительница Илирина, а вот ты, похоже, забыл, кем являешься!

— Отчего же? Не забыл, — Аданэй, не отрывая от Лиммены глаз, издевательски поклонился. — Твой никчемный раб, о, Владычица, смиренно молит о прощении за столь вопиющую дерзость.

— Прекрати! — крикнула Лиммена, срываясь на визг. — Сейчас же прекрати все это, не то я…

— Не то что?! — грубо оборвал ее Аданэй. — Прикажешь высечь? Давай, у тебя уже есть такой опыт!

Но Лиммена, казалось, пребывала в растерянности, не зная, как вести себя в этой непривычной ситуации.

Решив воспользоваться возникшей паузой, Аданэй спокойно и как будто устало проговорил:

— Я терпел, что в глазах всех я лишь твой раб. Я ничего тебе не говорил, хотя мне уже опротивел и дворец, и сад, и я желал бы свободно ездить по Илирину. Я, с детства приученный к оружию, сейчас научился обходиться без него, ведь рабам оно не положено. Я терпел — ради тебя терпел, — унижение от твоих подданных. Если бы не ты, я уже решился бы на побег. И скорее всего, именно при попытке сбежать меня и убили бы. Но лучше уж умереть так, чем на всю жизнь оставаться рабом. Но ради тебя — только ради тебя, — я и рабство готов был вынести. Но всему есть предел. Им оказалась твоя глупая проверка. Так что выбирай, кто я: либо твой раб, либо твой мужчина. И если первое — то тебе проще казнить меня. Ведь если я пойму, что свободным тебе не нужен, то сейчас же уйду вниз, и больше ничего не будет, Лиммена, никаких отношений. Вообще никаких. Если ты забыла, могу напомнить: я — не Вильдерин.

Лиммена немного растерялась, но решила не сдаваться: Айн слишком сильно задел ее:

— Сначала ты ответь! — требовательно воскликнула она. — Если я для тебя стара, зачем хочешь быть со мной?! — на последней фразе в голосе Лиммены послышались слезы и неподдельная обида.

— А с чего ты взяла, что хочу? — губы его искривились в холодной усмешке. — Может я, как обычный раб, просто желаю пожить в довольстве и праздности?

А в следующий момент, которого он даже не успел уловить, Лиммена ощерилась и словно разъяренная кошка, с искаженным злобой лицом, бросилась на него.

— Ненавижу! Будь ты проклят! — кричала она истошно, стараясь дотянуться ногтями до его глаз. Но Айн крепко сжимал ее запястья, и Лиммене ничего не осталось, кроме как пытаться вырваться и ударить его ногой. Слезы ярости уже открыто стекали по ее щекам, а потом она начала задыхаться, и Аданэй тут же отпустил ее руки. Лицо Лиммены побледнело, грудь начала конвульсивно вздыматься и опадать и, еще раз простонав: «Ненавижу», женщина повалилась на пол и подтянула ноги к животу, скорчившись от боли.

Аданэй кинулся к ней, встревожено приподнял и постарался хоть как-то облегчить ее страдания, хотя знал, что когда у Лиммены приступ, она ничего не в состоянии воспринять. Скорее всего, она даже не осознала, что любовник никуда не ушел, а напротив, очень осторожно и даже нежно прижил ее к себе. Постепенно ее тело перестало биться, обмякло, и царица подняла на Айна вполне осознанный взгляд.

Тут же вспомнив о только что разгоревшейся ссоре, уперлась кулаками ему в грудь и, хмуро поглядывая, попыталась отодвинуться. Когда ей это не удалось, разрыдалась в голос, по-детски закрывая лицо руками. Если и существовало нечто, способное заставить Аданэя чувствовать себя неуютно, так это женский плач. В подобные моменты он просто не знал, как себя вести и что делать, а потому и сейчас смог лишь неловко раздвинуть ладони Лиммены и, утирая ей слезы, неуклюже пробормотать:

— Уже все. Успокойся. Все хорошо.

Но женщина не успокаивалась.

— Как ты мог! — говорила она сквозь слезы. — Ты не представляешь, как больно слышать от тебя все эти ужасные слова. От тебя, моего Айна!

— Я разозлился на тебя, Лиммена, вот и все. Но теперь все позади, верно? Успокойся, — он продолжал удерживать ее в объятиях, и она понемногу утихла.

— Ты намного моложе и, наверное, и впрямь считаешь, будто я стара для тебя.

Аданэй понял, что царица говорит это в надежде услышать опровержение и, не заставляя ее ждать, ответил с улыбкой:

— Ты удивительная женщина, Лиммена. Ты как вот эта осень за окном — спокойная, умиротворяющая и пленительная женщина-осень. Неужели ты думаешь, что я предпочел бы тебе молодую глупую девчонку, которая ничего не смыслит в любви? Все это я наговорил лишь от злости. Твоя проверка показалась мне очень унизительной. Я вдруг вспомнил, что до сих пор являюсь рабом.

Лиммена порывисто вскочила и прижалась к Айну:

— Мой любимый, мой Айн, мой бог. Прости, я была слепа, я так радовалась своему счастью, что совершенно не думала о том, счастлив ли ты. Да, ты не можешь и не должен оставаться рабом. Мой Айн, ты никогда, никогда им больше не будешь! Завтра же я сделаю тебя свободным жителем Илирина, я тебе обещаю!

Аданэю потребовалась вся выдержка, чтобы скрыть торжество, которое он испытал. Лиммена сказала правду: она и впрямь была слепа — страсть ослепила ее. Царица, обычно такая проницательная, не почувствовала в своем любовнике ни изрядной доли лицемерия, ни фальши.

А тот ликовал. Наконец-то он обретет вожделенную, долгожданную волю, он станет свободным! Впервые за много лет. И теперь дело только за Ниррасом.

О, Гиллара, воистину твой план великолепен!

И Аданэй гладил царицу по голове, ласкал ее тело, и вся его душа наполнилась сейчас такой радостью, что ему даже показалось, будто он по-своему любит эту женщину. Женщину, вернувшую ему свободу. Женщину, которая, вероятно, вернет ему еще и власть.

Лиммена сдержала обещание. Она отдала приказ внести имя рекомого Айном в Список Свободных. Теперь никто, даже сама царица, не имела права снова сделать его невольником. Да, она по-прежнему могла его казнить, как и отправить в заточение или ссылку, но ввергнуть в рабство — нет. Таков был закон.