Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

— Я не послушалась Патти, когда она мне сказала держаться от тебя подальше.

— Верно, помню. То есть, только раз?

— Был и еще один случай…

Вспомнив о двух девочках в туалете, я осеклась и побледнела.

— Да? Продолжай, — настаивал Каидан.

Он смотрел на дорогу, но в голосе сквозило волнение. Я вытерла о шорты вспотевшие ладони.

— Тем вечером, когда мы впервые встретились, я типа… нет, не типа, а прямо сказала неправду. Нарочно.

Думаю, он сдерживался, чтобы не улыбнуться.

— Мне?

— Нет. О тебе.

Тут его невероятная улыбка с прищуром в уголках глаз вырвалась на волю, а у меня запылали щеки.

— Продолжай же, прошу тебя.

— Там в туалете были две девочки, они разговаривали о тебе. И почему-то — сама не знаю почему, тут же очень огорчилась, что так сделала, — я им сказала… что у тебя гонорея .

Я закрыла лицо руками, а Каидан расхохотался, да так, что я испугалась, не съедет ли он, чего доброго, с дороги.

Конечно, это было в каком-то смысле смешно — ведь в реальности он не мог ничем заболеть, даже после контакта с зараженным человеком. Я тоже захихикала — в основном от облегчения, что он не обиделся.

— На самом-то деле, — произнес он сквозь хохот, — мне было интересно, расскажешь ты мне это когда-нибудь или нет.

Ой! Конечно же, он слушал тот разговор! Чувствуя громадное облегчение, я засмеялась сильнее, и дальше мы оба хохотали и хохотали, пока полностью не выдохлись. Это был хороший смех — очищающий душу, неудержимый, перегибающий пополам.

Через несколько минут мы прервались перевести дух, а потом веселье возобновилось с прежней силой. Когда оно, наконец, иссякло, я вытерла глаза и спросила:

— Так значит, ты меня прощаешь?

— Ну, да. Обо мне и худшие вещи говорили.

Мы проехали мимо щита с рекламой джина, я подумала о Джее и спросила:

— Помнишь, ты рассказывал, что повелители умеют убеждать? А у нас есть такая способность?

— Мы называем ее влиянием. Нет, у нас влияния нет, оно только у повелителей. А почему ты спросила?

— Было несколько случаев, когда я пробовала внушить Джею, чтобы он не пил, и у меня, кажется, получалось. Но я не уверена.

— Нет, мы так не умеем. Повелители — да, они способны давать людям команды вслух или даже про себя. Но человек не всегда слушается. Потому что повелитель, точно так же, как шептун, не может никого принуждать против воли. Влияние не действует на тех, кто достаточно силен и твердо настроен против. Лучше всего оно работает, когда человек и сам склонен определенным образом поступить, но колеблется на грани.

Каидан смотрел на дорогу, его рука лежала на руле, и я, просто для смеха, мысленно сказала ему: Постучи по рулю пальцем .

Тук, тук . Господи, он послушался! Я попробовала еще раз — снова успешно, — и прыснула. Он даже не заметил, что стучит.

— Что такое?

— Ты уверен, что у исполинов не бывает влияния?

— Никогда о таком не слышал. Только у повелителей. И поверь мне, я пытался. Не работает.

Следующие двадцать минут Каидан то и дело хмыкал себе под нос и качал головой. А я по-прежнему улыбалась.

До Лос-Анджелеса оставалось меньше двух часов.

— Извини, — сказала я, — мы скоро приедем, но мне срочно надо в туалет.

— Хорошо. Остановка по нужде. — Он свернул на ближайшем съезде с магистрали, и мы вместе зашли в придорожный магазинчик. Выйдя из туалета, я увидела спину Каидана — он шел впереди меня к дверям магазина. Внезапно мне захотелось снова проверить свое умение влиять.

Кру-гом! — мысленно скомандовала я его спине. Он, к моему совершеннейшему изумлению, сделал, не прерывая шага, полный оборот и взялся за дверную ручку. Помедлил мгновение, а потом повернулся и, все еще не веря, посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я заскочила за стеллаж со сладостями и согнулась пополам от смеха.

— И вовсе даже не смешно, — услышала я его голос, и одновременно с ним — звоночек закрывшейся двери.

Как я ни старалась придать лицу серьезное выражение, ничего не вышло — пришлось идти к машине, хохоча и держась за бока. Когда я села, Каидан смерил меня притворно-свирепым взглядом и покачал головой.

— Как тебе это удалось? — спросил он.

— Не знаю. Просто сделала как ты сказал. Мысленно отдала тебе команду и пожелала, чтобы она была исполнена. Ты по-настоящему об этом не думал и, наверное, был не против.

Он продолжал качать головой.

— Не могу поверить. Может быть, дело в том, что у тебя оба родителя — ангельского происхождения. Так нечестно!

— Ха-ха-ха!

Выезжая обратно на магистраль, мы миновали длинный ряд магазинов, кафе, салонов и огромную студию татуировки.

— Я однажды сделал татуировку, — сказал Каидан. — В прошлом году, перед тем, как мы уехали из Англии.

— Как это — «однажды»? — удивилась я.

— На следующее утро эта дрянь исчезла, — в его голосе слышалось неподдельное возмущение, — а простыни почернели. Промучился несколько часов — и для чего? Чтобы мое тело просто вытолкнуло все назад!

И снова мы оба смеялись до упаду над лучшей в мире шуткой, понятной только нам двоим. Мы перегибались пополам, не в силах дышать, потом я случайно фыркнула, а Каидан показал на меня пальцем и захохотал еще сильнее, держась за живот.

— Какая была татуировка? — Говорить сквозь смех удавалось не без труда.

— Отличный вопрос. Пара зловещих черных крыльев — по одному на каждой лопатке.

И мы снова ржали, как безумные, а наши мускулы сводило от напряжения судорогой.

Нам неоткуда было знать, что уже скоро нам надолго станет не до смеха.

Шоссе петляло по сухим холмам и долинам Южной Калифорнии, мимо домиков, крытых округлой красной черепицей, и аккуратно подстриженных газонов. С наступлением темноты мы достигли окрестностей Лос-Анджелеса. Я постоянно проверяла телефон Каидана на предмет звонков из монастыря, но там ничего не было.

— Время еще раннее, — сказал Каидан. — Давай прокатимся по городу или съездим в Голливуд. Мы довольно близко от него.

— В Голливуд! — Я не была в курсе последних сплетен из жизни знаменитостей, но само слово звучало захватывающе, а в гостиницу пока не хотелось.

Мы так старательно глядели на дорожные знаки, что я едва не пропустила знаменитую надпись на невысоком холме.

— Боже мой! Кай, гляди! Знак Голливуда!

Я подпрыгнула на сиденье и показала на огромные белые заглавные буквы на склоне. Но Каидан повернул голову и посмотрел на меня.

— Ты назвала меня Каем.

— Извини.

— Нет, это нормально. Меня так называют друзья.

— У тебя есть друзья?

— Да. Насколько для меня вообще возможны дружеские отношения. Четверо испов. Двоих я знаю с детства, но не так чтобы кто-то один был мне ближе остальных. Скорее можно сказать, что мы все — одна компания.