Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

— Легионер, нашептывает мужчине в синем костюме. — Я посмотрела туда, куда он показал. — Если двинется в нашу сторону, я попрошу тебя спрятаться. Приготовься.

Я кивнула и вжалась поглубже в кресло. Демон был для меня невидим, но я могла наблюдать за его жертвой. Мужчина шел по улице, на ходу разговаривая по сотовому телефону, а его ангел-хранитель встревоженно метался вокруг. Потом мужчина захлопнул телефон и остановился. Казалось, он колебался. Огляделся по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто, а потом повернулся и решительно направился к стоявшей у фонарного столба женщине в черном кожаном платье и накидке из поддельного меха. Проститутка. Она бросила на тротуар недокуренную сигарету и раздавила ногой. Когда мужчина приблизился к ней, ее аура стала светло-серой, нервозной, а когда вложил ей в руку деньги, которые сжимал в кулаке, аура окрасилась в нежно-голубой цвет облегчения. Дальше они пошли вместе, и вокруг мужчины витало облачко, где грязноватые цвета вины и опасений смешивались с желто-оранжевым возбуждением.

— Отец, — презрительно заметил Каидан, — был бы доволен успехом одного из своих шептунов. Мне не следовало привозить тебя сюда.

Я отвела глаза от людей и принялась разглядывать руку Каидана, лежащую на руле, и его длинные ноги, на педалях. Так продолжалось, пока мы не выехали из города и не вернулись на магистраль — с нее можно было любоваться на городские огни. Каидан отдал мне свой телефон, потому что скоро должна была позвонить Патти.

Я поговорила с ней, пока Каидан регистрировал нас в гостинице.

— У тебя грустный голос, милая, — сказала Патти.

— Мы только что проехали по Голливудскому бульвару. Там много страданий. Но я не хочу об этом думать. День был хорошим.

Я рассказала Патти об индейской резервации и мексиканском ресторане. Ей понравилось всё до мельчайших деталей, а я была рада, что из ее голоса ушло напряжение.

— Завтра будь сильной, Анна. Всё будет хорошо. Я знаю.

— Мне тебя не хватает, — сказала я. — Как бы мне хотелось, чтобы ты могла прямо сейчас меня обнять.

— И мне тебя тоже очень не хватает. Обнимаю тебя по телефону. — Она издала звук «ммммм», как будто крепко что-то стискивает, и я засмеялась. — Поговорим завтра в это же время?

— Да. Люблю тебя.

— А я тебя, сладкая моя девочка.

Мы лежали каждый в своей кровати и думали, чем заняться. Мы не чувствовали себя усталыми, хотя оба переоделись в пижамы. Я удивилась, когда Каидан переоделся, но ничего не сказала.

— Может быть, сходим поплавать? — предложил Каидан.

— Не могу, — ответила я. — Не взяла купальника. — Нарочно .

Я села на кровати, подложив под спину подушки. Хотелось поговорить с ним — и задерживать его разговором как можно дольше, на случай, если он все же собирается в какой-то момент уйти.

— Каидан, а что случилось со всеми исполинами? Почему нас сейчас так мало?

Он пересек комнату, сел в ногах моей кровати, на почтительном расстоянии от меня, потер лицо, как будто от усталости, и заговорил:

— Ну, хорошо. — Он вздохнул. — Слушай. Сто с лишним лет назад на земле жили тысячи испов и их потомков. Потомки по нисходящей линии полностью наследовали все способности, в этом отношении они были в точности как мы с тобой. И повелителям становилось все сложнее следить за ними и держать их в узде. Участились случаи, когда испы благодаря своим способностям занимали видное положение в человеческом обществе, приходили к власти, затевали войны, истребляли целые народы — в общем, привлекали к себе слишком много внимания. А повелителям нужно, чтобы испы действовали так же, как они сами, — исподволь влияли на людей, сеяли раздоры, хаос, но держались в тени. Поэтому они постановили устроить Большую чистку. Всех испов — включая и тех, которые верно служили повелителям, — выследили и истребили. За несколько лет никого не осталось.

Каидан был бледен как мел, а мне понадобилось собрать все силы, чтобы убрать из ауры депрессию.

— Похоже, — сказала я, — испы в глазах повелителей значат даже меньше, чем люди.

— После чистки они приняли меры, чтобы подобное больше не повторилось. Повелитель гордыни, Рахав, требовал запретить повелителям производить потомство, но эту идею зарубили. Вместо этого сделали так, чтобы детей не было у испов.

— Ты имеешь в виду, — я прикрыла рот рукой, чувствуя, как тошнота подступает к горлу, — что их стерилизовали?

Он, кивнув, развел и соединил пальцы, как будто что-то отрезает ножницами. Я вопросительным жестом показала на него.

— Да, меня тоже, — тихо проговорил он. — Нас всех подвергли этой процедуре.

— Кроме меня, — сказала я и тут же почувствовала, как бледнею, вообразив себе, что отец захочет сделать то же самое и со мной.

— Самое неприятное, что болеутоляющие почти не действуют. Но так лучше. Ведь для меня сделать женщину беременной значит ее убить.

— Это-то я понимаю. Но меня бесит, что за нас приняли решение, отобрали у нас выбор!

— Как есть, так и есть.

Я не сомневалась, что испы уже не одно тысячелетие повторяют эти слова. Каидан сидел, опершись подбородком на руки, и мрачно смотрел вниз.

Он был прав, считая, что я стану плакать. Такая жестокость! Ни любви, ни уважения к человеческой жизни. Я встала, подошла к окну и стала смотреть на улицу, чтобы Каидан не увидел моих слез.

— Я знал, что тебя это только расстроит, — сказал он.

— Конечно, я расстроилась. А ты разве нет?

Теперь я повернулась к нему, и он поднял на меня серьезные глаза. Да, в синей глубине его взгляда ясно читалась горечь.

— Нет смысла тратить время на размышления о том, что ты не в силах изменить.

Но точно ли совсем ничего нельзя сделать? Возможно, мы могли бы каким-то образом сопротивляться? Впрочем, как ни хотелось мне верить, что способ есть, идея уничтожить повелителей казалась совершенно безнадежной.

Я вернулась к своей кровати, села на нее, прислонившись спиной к изголовью и подтянув коленки к груди. Озябшие ноги я засунула под покрывало.

Каидан поднялся, перебрался на край кровати и придвинулся ближе ко мне. Намного ближе. Я не смотрела на него — мне и без того едва удавалось скрыть волнение.

— Что, нервничаешь?

— Гм…

— Насчет завтрашнего, — уточнил Каидан.

— Ох, — ну, раз уж он об этом заговорил… — Еще бы!

— Все будет нормально. Я тебя подвезу, а потом заеду за тобой сразу же, как ты позвонишь.

Он осторожно взял мою руку. Сердце билось учащенно. Я знала, что если подниму глаза, то он меня поцелует, и хотела этого. Стоило лишь повернуться к нему лицом. Но мне казалось неправильным продолжать целоваться с кем-то, кто не был моим парнем. А как Каидан может быть чьим-то парнем? Это просто смешно! Может быть, в его представлении парень и муж — неприличные слова.