Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

— Так пообещай.

Его лицо напряглось, он сокрушенно развел руками и заорал:

— Не могу! И не отберу у тебя девственность. Отобрал бы — ты бы жалела.

Он отвернулся и прислонился лбом к стене. Затем, все еще задыхаясь, сполз вниз, повернулся, сел на пол, уперев локти в колени, и закрыл лицо ладонями.

До меня стал постепенно доходить смысл случившегося. Мы так сблизились, а Каидан отказал себе. Ради меня. Он совершил первое в своей жизни самопожертвование. Ради меня. Он отверг своего отца — демона. Ради меня.

Куски целого с грохотом встали на места, и сквозь меня потоком хлынула бурлящая энергия. Господи! Я люблю его, и ничто ни на земле, ни в небесах, ни в преисподней меня не остановит!

В тот самый момент, когда я сделала это потрясающее открытие, Каидан поднял лицо и взглянул на меня. А моя эмоциональная защита была снята. Заметив, что Каидан смотрит, я быстро спрятала ауру, но опоздала — он увидел. Я затаила дыхание в ожидании его реакции. А он молча закрыл глаза и опустил голову на грудь. Вовсе не об этом я мечтала.

Я занялась своим чувством к Каидану, таким огромным, что мне трудно было его не то что спрятать, а даже просто вместить в себя. Теперь, осмыслив эмоцию, я поняла, какая она всеохватывающая. Закрыла глаза и спрятала ее, тщательно собрав все ошметки силы воли, какие во мне нашлись.

Я поднялась и, не отпуская подушку, быстро сходила за маечкой, которая валялась на телевизоре. Потом, отбросив подушку, натянула через голову маечку и застегнула шорты. Мне надо было уйти из номера — прогуляться, прочистить голову и позволить Каидану побыть наедине с собой.

Но тут зазвонил телефон. Вот так так!

Каидан не шевелился, поэтому я подошла к ночному столику, где лежала трубка, посмотрела на номер, с которого пришел звонок, и мое сердце пустилось вскачь. Непослушными от волнения пальцами я взяла трубку со столика и нажала зеленую кнопку.

— Алло?

— Мисс Уитт? Это сестра Эмили.

— Она проснулась?

— Мне очень жаль, дочь моя. Сестра Рут отошла к Господу.

Что? Мне стало дурно, и я тяжело осела на кровать. Глубокое чувство потери до краев заполнило мою душу.

— Нет, — прошептала я.

— Боюсь, что да. Несколько лет назад она составила завещание, по которому все ее имущество должно отойти вам. Я просмотрела ее вещи и, кроме одежды и Библии, нашла только одну маленькую коробочку. Вы можете приехать за ней в монастырь?

— Да. Выезжаю.

Странный маленький монастырь, угнездившийся внутри большого города, был скрыт от посторонних глаз стеной вечнозеленых растений и соседним большим зданием, в котором помещался сиротский приют. Он вряд ли привлек бы внимание туристов. Местные жители тоже вполне могли годами ходить мимо него и не замечать.

Каидан заехал в раскрытые ворота. За деревьями оказалась небольшая лужайка, а за ней — простое двухэтажное кирпичное здание, обветшавшее от времени и увитое по бокам виноградными лозами. Мы припарковались на пятачке, посыпанном гравием, и посмотрели на монастырь. Оказывается, я его помнила, — только с меньшим количеством лоз.

Всю дорогу мы молчали. Мне очень хотелось как-то ослабить возникшее между нами напряжение, но следовало предоставить это естественному ходу вещей. Сегодня вечером в наших отношениях произошел сдвиг. Серьезный сдвиг.

— Я подожду здесь, — сказал Каидан. Я вышла из машины и по растрескавшейся бетонной дорожке направилась к дверям. Вечер только вступал в свои права, и воздух еще не остыл, но легкий запах жимолости помогал легче переносить жару.

Около дверей висела небольшая табличка. Я прочла надпись: МОНАСТЫРЬ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ. Три раза потянула, а потом отпустила тяжелый медный дверной молоток. На стук вышла молодая монахиня в цветастом платье ниже колен с длинными рукавами, белых колготках и сандалиях. Ее волосы были собраны в пучок, а на груди висело распятие.

Сестра приложила руку к сердцу. Сквозь ее лавандовую ауру умиротворения пробивался тоненький ярко-синий ручеек печали.

— Вы, должно быть, Анна. Благодарим вас, что приехали.

Монахиня пригласила меня пройти в холл и тепло обняла. Именно в таком искреннем объятии, пусть даже от незнакомого человека, я сейчас очень нуждалась. Пока она ходила за коробочкой, я разглядывала уютные кремово-белые стены. Я помнила, как шестнадцать лет назад лежала здесь на руках у Патти, а она прощалась с сестрой Рут. В стене все еще был фонтан, и из него, вызывая ностальгические чувства, текла тоненькая струйка воды.

В холл по деревянным ступеням спустилась монахиня, неся коробочку длиной в фут с чем-то, обмотанную несколькими слоями ленты.

— Спасибо вам за все, — сказала я, принимая у нее коробочку.

— Мы помогли, чем сумели, — она сложила руки перед собой. — Мне так жаль, что вам не удалось увидеться с сестрой Рут. Это была самая драгоценная душа, какую я знала.

— Я тоже об этом сожалею.

Она промокнула глаза носовым платком, мы еще раз обнялись на прощание, и тут меня поглотило чувство огромной невосполнимой потери.

Сестра Рут ушла и унесла с собой знание, которое хранила.

Каидан даже не взглянул на меня, когда я села в машину, положив коробочку на колени. Он стремительно развернулся, так что гравий брызнул из-под колес во все стороны, и выехал с парковки. Его настроение явно не улучшилось.

Мне очень хотелось, чтобы он сказал хоть что-нибудь. Я провела пальцами по заклеенным лентой ребрам коробочки, и перебрала в уме список бессмысленных тем, которые могли бы заполнить пустоту между нами. Смерть сестры Рут только усугубила чувство опустошенности.

Вернувшись в отель, мы вместе вошли в номер. Я забралась на кровать, положила коробочку на колени и посмотрела на Каидана, который полусидел напротив меня, опершись на стол. Его руки были скрещены на груди, а взгляд витал где-то далеко.

— Можно воспользоваться одним из твоих ножей? — спросила я.

— Давай я сам.

Он сел напротив меня, вытащил нож и провел им по ребрам коробочки. Я сняла картонную крышку. Внутри оказалась деревянная шкатулка, такая старая и так гладко отполированная, что дерево выглядело окаменелым. Я извлекла ее, а картонную упаковку бросила на пол. На крышке шкатулки была маленькая золотая защелка. Я расстегнула ее и откинула крышку.

Внутри лежал непонятный предмет. Серебряный? Или, может быть, золотой? Нет, не то… Он отливал металлом и, как живой, менял цвет в диапазоне от бронзы до платины. Но что это вообще такое?

— Это что, рукоятка меча? — спросила я вслух. Смотреть на предмет было страшно. — Из чего она сделана?

Каидан наклонился над ней и стал восхищенно рассматривать, похоже, не веря собственным глазам.