Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

Я почувствовала обиду и порадовалась, что теперь умею прятать цвета. Нарочно громко раскрыла тетрадь, вытащила верхний листок с заданиями. И на первом же вопросе тихо зарычала.

— Что случилось? — подал голос Каидан.

— Такие вопросы невыносимы! «Опишите мнение автора о смерти, высказанное в строчках с восемнадцатой по двадцать первую». Это же стихи, плач в голос! Красота поэзии в том, что для разных людей в разное время она может значить разное. А от нас — ну, ты знаешь, — ждут одного конкретного так называемого правильного ответа, собственные мысли не засчитываются. Недопустимо так препарировать поэзию!

Я возмущенно отбросила листок и вдруг почувствовала на своей щеке руку Каидана. Оказывается, я так разгорячилась во время своей гневной тирады, что даже не заметила, как он сел. Сердце колотилось как бешеное. Я повернулась к Каидану — глаза его пылали, а знакомый аромат апельсиновой рощи звучал ярче обычного.

— Серьезно, — прошептала я, не в силах отвести взгляд. — Ты снова строишь мне постельные глазки.

Мы одновременно потянулись друг к другу и встретились на полпути. Его губы, такие же горячие, как глаза, пронзили меня током желания. Он нежно раскрыл мои губы своими, и я ощутила, как нас обоих красным шелком охватывает со всех сторон страсть, все крепче притягивая друг к другу. Внутренняя борьба во мне велась довольно нерешительно, и я придвинулась ближе к Каидану, а тетрадка и листки полетели на пол.

Он оставил мои губы и стал жадно целовать, спускаясь все ниже по шее. Ощутив на коже его горячее дыхание, я застонала, и это послужило ему сигналом. Он тут же оказался на мне, и меня охватила незнакомая жажда. Я заглушила тревожный шепот сердца и через голову стянула с Каидана футболку. Теперь его гладкая смуглая кожа была повсюду и источала жар. Он расстегнул мою блузку, я выпуталась из нее и сбросила ее на пол, к тетрадке, а маечку, снятую через голову, он тем временем запустил в другой конец комнаты. Наши губы вновь соединились, кожа касалась кожи, но мы стремились стать еще ближе. Он отвел губы, ровно настолько, чтобы можно было говорить.

— Во сколько позвонит Патти?

Я, извернувшись, взглянула на часы, а Каидан уже целовал мою ключицу.

— Через час с небольшим, — ответила я шепотом.

— Нам может просто-напросто не хватить времени.

Одним плавным движением он развернул нас обоих так, что я оказалась сидящей у него на коленях, обнимая ногами его тело. Моя кожа вспыхивала от прикосновений крепких рук Каидана и — на контрасте — мягкой нежности моих распущенных волос. Я не успела опомниться, как его губы — само совершенство — пробежались по плечам, стянули вниз бретельки лифчика и чутко прикоснулись к груди — не слишком слабо и не слишком сильно, а ровно так, как мне хотелось. Я откинула голову в его подставленную ладонь, прижалась бедрами к мускулистому торсу и была вознаграждена глубоким рычанием.

Он так же плавно перевернул нас снова. Теперь его губы находились чуть ниже ключиц. Я вплела руки в его густые волосы, а он, спускась все ниже, покрывал поцелуями мою кожу. Постепенно его губы прожгли себе дорожку к поясу моих шорт, и к этому моменту я уже хватала воздух ртом. Он расстегнул кнопку, коснулся языком моей чувствительной кожи и издал могучий мужской рык, от которого я задохнулась, и прошептал:

— Дорогая, пора меня остановить. Скоро я тебя совсем раздену, и тогда — можешь мне поверить, — будет поздно.

Мое тело одолевало разум, и силы были неравны. Я не могла думать — только чувствовать его запах, вкус, видеть его, слышать и осязать.

Надоедливый шепот из глубины сознания повторился, но теперь к нему добавилось и кое-что еще, что до сих пор мне удавалось удерживать на самом дне сознания. Демоническое сомнение.

Мы обречены с рождения. Зачем же мне тогда соблюдать правила, которые все равно ко мне не относятся? Почему бы не взять от жизни все, что можно, за отпущенное мне время? Фарзуф с его требованиями здесь совершенно ни при чем, а что действительно важно — так это то, чем мы с Каиданом стали друг для друга.

— Нет, Кай, — ответила я, выгибая спину навстречу его горячим пальцам. — Не останавливайся.

Его лицо снова приблизилось к моему, наши губы соединились и двигались согласно и неистово. Я отпустила его волосы и провела ладонями по его твердой груди, потом к рельефному прессу, обвила руками талию, пробежалась вверх по спине и крепко притянула его к себе. Невозможно было поверить, что это происходит. В крови бурлили волнение и страх.

И тут… все кончилось.

Он пробормотал что-то, что я не расслышала, и покачал головой. Я снова привлекла его к себе, но он поймал у себя за спиной мои руки за запястья, перенес вперед и стал удерживать их между нами. Тогда я попробовала прижаться к нему бедрами — и натолкнулась на сопротивление. Что происходит?

— Мы не можем, — еле слышно прошептал он.

— Кай? — Он оттаскивал себя от меня, и это была почти непереносимая мука.

В последней отчаянной попытке стать снова ближе я дотронулась до него рукой, но он словно окаменел.

— Дьявол! Энн, пожалуйста! Не. Шевелись.

Я лежала неподвижно, тяжело дыша и глядя в темно-голубые глаза Каидана, пока он не оторвал взгляд и не перекатился к краю кровати.

Потом он поднялся, отошел — чудовищно далеко, — застонал, запустил обе руки в свою шевелюру, сжал в кулаки и стал ходить по комнате, дергая себя за волосы то в одну, то в другую сторону. Кроваво-красный значок у него на груди бился так же тяжело, как мое сердце.

Я села в кровати, вдруг осознав, что кожа у меня разгоряченная, а воздух в номере прохладный. Схватила подушку, крепко обняла ее и прижала к груди. Каждый квадратный дюйм моей кожи, которого коснулись его губы, пылал как огонь.

Меня словно вымели, и жар превратился в лед. Говорить, что он не станет моим парнем, — это еще куда ни шло. Но такое?

— Ты меня не хочешь.

Не стоило мне говорить таких жалких слов. Он опять застонал, на этот раз громче, присел на корточки на полу и уперся закрытыми веками в крепко сжатые кулаки. Ему явно было очень больно. Хотелось дотронуться до него, но я знала, что делать этого нельзя.

— Не смей. — Его голос звучал хрипло. — За всю жизнь мне ничто не давалось труднее.

Он снова поднялся во весь рост и показался мне невероятно огромным.

Я прошептала:

— Не понимаю.

— Ты не сделала ничего плохого, поняла? — В его голосе звучали нотки отчаяния. — И пусть тебе даже на миг не приходит в голову, что я тебя не хочу.

Тут у него из горла вместо слов вырвался рык, и он прижал кулаки костяшками ко лбу. Потом заговорил снова:

— Это не должно быть так.

— Как — так?

— Без обещания. В гостиничном номере.