Екатерина Кинн - Стрела и пламя [сборник]

Мой любимый брат будет сражаться до победы и улыбаться, хотя сердце его истекает кровью. О Индра, зачем ты вложил в своего сына столько любви и сострадания? Величайший воин среди живущих не должен быть таким мягкосердечным. Но иначе он не стал бы величайшим. Был бы подобен Бхишме, который может желать победы одним и сражаться за других, который не дрогнет, убивая тех, кого любит. Был бы подобен Дроне, которому безразлична цель войны, или безумцу Джарасандхе. Я заставляю его нарушать те правила, которые он считал непреложными. Сумеет ли он пережить это?

Страшнее всего, если я ошибаюсь, и мои Партхи решат, что погубили себя, прибегая на этой войне к уловкам и хитростям, воюя против родичей. Что их правота запятнана этим. О нет, братья-бхараты, вы же видели, как разрывают узы родства, как отбрасывают прочь справедливость — это все делали с вами ваши родичи, а ваш наставник молчал, глядя на это. И вот вы изведали утраты и унижение, и поднялись вновь. Но все будет бессмысленно, если вы, одолев Кауравов, изведав грех, применив ложь и хитрость, откажетесь от пути праведности.

Сможет ли Юдхиштхира после этой войны снова судить беспристрастно, различая добро и зло? Станет ли Бхимасена, истребитель чудовищ, снова человеком? Не окаменеет ли от горя сердце Арджуны? Не станет ли Накула жесток? Не будет ли Сахадэва бояться смотреть в будущее?

И ты, моя возлюбленная подруга, рожденная из пламени, плачешь по ночам о тех, кто был убит днем. Нет, Кришни, это не твоя вина. Не ты ее причина. Ты — жертвенное пламя, очищающее жертву. Все нечистое сгорит в твоем пламени — и все очистится.

«Почему праведники страдают? — спрашивала ты меня когда-то давно. — Почему им приходится жертвовать собой и умирать?» Потому что такова природа праведности и цена справедливости, сакхи [19] Сакхи — подруга, преданная последовательница . Цари знают это. Муж твой Юдхиштхира знает — и платит эту цену без возражений, не ожидая награды. Прости, я ошибся — не все цари знают это. А из знающих мало кто готов платить за справедливость своим страданием. Те, кого называют праведниками, чаще всего думают лишь о собственной чистоте. Посмотри на Бхишму — он служит трону Хастинапура, а не тому, кого считает истинным царем. Посмотри на Дрону — он шлифует искусство войны, как ювелир — камень, но стало ли кому-то тепло рядом с ним? Посмотри на учителей закона, на царей и кшатриев — кто из них снизойдет до защиты женщин, стариков, детей и коров? Царское собрание Хастинапура полно было гордых воинов и знатоков дхармы — но ни один из них не поднял голоса, когда дхарму осквернили.

Ты винишь себя в этой войне? О нет, не тогда началась эта война, когда ты возжелала мести, а когда Духшасана схватил тебя за волосы, забыв о долге кшатрия и родстве. Когда промолчал Бхишма. Когда отвел глаза Дрона. Когда Дхритараштра не остановил своих сыновей.

Спи спокойно, о Кришни, нет на тебе никакой вины. Они все погибнут, сакхи, ибо такова цена справедливости. Они не защитили тебя — и некому защищать их. Расплата ведь неизбежна, кому и знать о том, как не мне?

И я заплачу, когда придет мой черед — за то, что жил, как человек, и убивал, как человек, нарушал правила и не говорил всей правды. Я умирал уже — и не раз, но все так же боюсь смерти и страдания».

— Господин! — Дарука почтительно трогает Кришну за плечо. — Господин! Вам надо отдохнуть.

Да, смертному телу нужен отдых, чтобы наутро снова взойти на колесницу и направить коней туда, где от рыжей пыли слезятся глаза, где крики, лязг оружия и потоки крови. И бессмертная душа жаждет отдыха, прежде чем снова выйти навстречу страданиям и горю.

И Васудева Кришна, повинуясь своему колесничему, идет в свой шатер и ложится в постель. Он засыпает, едва коснувшись щекой изголовья, и видит во сне только свет.

Ее вывел из оцепенения звук шагов. Не торопливый тихий шаг слуги, не неспешная поступь брахмана — уверенный и легкий шаг воина. Духшала [21] Духшала — сестра ста братьев Кауравов, единственная дочь Дхритараштры и Гандхари. Вышла замуж за Джаядратху, царя страны Синдху, союзника Кауравов. утерла слезы рукой и обернулась. Она пыталась сохранять спокойствие и достоинство царевны из рода Куру, царицы Синдху, но губы предательски дрожали.

В первый миг он показался ей все тем же, каким она запомнила его много лет назад — легким, словно полет стрелы, и напряженным, как тетива. Он подошел и поклонился, коснувшись ее ног. Закусив губу, Духшала положила руку ему на голову, благословляя. Вымолвить даже простейшее: «Пранам!» — было невозможно, она разрыдалась бы.

Он поднялся.

— Духшала, — промолвил он тем же негромким, чуть хрипловатым голосом, который она помнила и от которого когда-то сладко сжималось сердце. — Что случилось, почему ты плачешь?

И все ее с таким трудом удерживаемое спокойствие рассыпалось звонкими осколками, разлетелось слезами.

У Джаядратхи, царя Синдху, не было братьев. Ни родных, ни двоюродных, ни дядьев, ни зятьев. И потому исполнить обряд для его сына Духшала попросила убийцу Джаядратхи. Он исполнил все, как должно исполнить, и стоял рядом с ней у погребального костра.

— Что с ним случилось, Духшала? Он же был совсем молод, сколько ему было лет? Пятнадцать, шестнадцать?

— Пятнадцать, — ответила она. — У него было слабое сердце. Он испугался твоей армии, Арджуна.

— Я посылал гонца…

— Он не поверил твоему гонцу.

— Не могу его за это винить, — в его голосе было столько горечи, что хватило бы на всех ее братьев.

Духшала посмотрела на него. Шрам на лбу, широкая седая прядь в волосах, лицо осунувшееся, как будто он провел в бдении не одну, а много, много ночей подряд. Это было лицо человека, пережившего то же горе, которое пережила Духшала.

— Ты тоже потерял сына, я знаю, — мягко произнесла она, коснувшись его руки.