Анна Беннинг - Девушка, которая прорвалась сквозь время [litres]

– Если уже не проникли, – прошептала я.

Лука покачал головой:

– Если верить этому Финли, то швиммеры охраняют не только пляж со всех сторон, но и кратер. Я скорее предположил бы, что они обратили их в бегство.

Мой взгляд скользнул по темноте за окном, а затем я посмотрела на Бэйла:

– А есть другой рифт, который они могут взять из этого времени, чтобы продолжить свое путешествие и достигнуть Вихря-прародителя? У них же есть твоя карта времени.

Бэйл на секунду задумался. Его глаза бегали туда-сюда. Вероятно, в своих мыслях он снова проходил весь рифтовый путь, каждую остановку, которую знал уже наизусть. Потом он покачал головой:

– Нет. Если сегодня двадцать четвертое июля две тысячи шестьдесят седьмого года, то следующий рифт на моей карте находится в Исландии. А он откроется только через пару месяцев.

Я с облегчением выдохнула. По крайней мере, была одна хорошая новость.

– А когда Хоторн посылал тебя в эту область… В каком году это было?

Бэйл свел брови и задумался:

– В две тысячи девяносто втором.

– И как там все выглядело?

Бэйл сжал челюсти:

– Если ты имеешь в виду снежную бурю, то она была в самом разгаре.

– Но как такое возможно? – спросила я и вытянула руку в сторону окна. – Посмотрите на улицу – там совсем ничего нет.

Море было абсолютно спокойным. Даже волнение на воде с каждой минутой стихало. Там, на улице, не было льда, не было странных природных явлений. Ничего. Мы приземлились в прекрасной тропической бухте.

– У меня есть теория, – сказал Лука.

Бэйл с силой потер свой лоб:

– Пожалуйста. Просвети нас.

– Мы находимся в периоде затишья, – произнес Лука и выжидательно посмотрел на нас.

– Но… – Я наморщила лоб. – Он же длился всего четверть часа.

И, кроме того, мы видели, что даже эта фаза спокойствия была какой угодно, но только не спокойной, и помнили, что произошло, когда она закончилась.

– Ты же сказал, что фазы с годами становятся короче, ведь так? – Лука посмотрел на Бэйла, который медленно кивнул. – Во время твоей последней попытки пробраться к рифтам у тебя было сколько минут? Двадцать?

Бэйл снова кивнул.

– Значит, так. В наше время это было уже четырнадцать с половиной минут, насколько я видел. Значит, если пересчитать… Мы прыгнули почти на тридцать лет назад. То есть, в это время – чисто теоретически – спокойная фаза могла длиться месяцами .

– Если бы мы находились в фазе спокойствия, – сказал Бэйл и опять потер лоб, – то мы все равно бы увидели последствия ледяной бури. Но здесь все выглядит так, словно этой бури никогда и не было.

– Может быть, это тоже эффект рифтов? – произнес Лука. – Что, если природа так быстрее восстанавливается?

Я вспомнила, каким ужасным был ледяной торнадо. Он уничтожил всю жизнь вокруг. Я не могла даже представить, чтобы он бушевал здесь.

– Хорошо, давайте представим, что Лука прав, – сказала я осторожно. – Тогда это всего лишь вопрос времени, пока ледяная буря не активируется снова, так?

Бэйл кивнул:

– Если мы находимся в периоде затишья, то да.

– Я могу попытаться узнать, сколько по времени может длиться интервал затишья в этом году, – сказал Лука. – Для этого мне нужен мой детектор.

Я кивнула и беспокойным взглядом посмотрела на улицу. Мирное море под нами сразу показалось чем-то очень опасным.

Если предположение Луки было верным, то ледяная буря могла появиться в любой момент, а, значит, мы сидели на часовой бомбе. А если он неправ, если ледяной бури в две тысячи шестьдесят седьмом году еще не существовало, то у меня не было ни малейшего представления, во что же мы попали во время нашего прыжка.

Я прищурилась, чтобы хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Часы на стене показывали число, которое свело меня с ума.

02:17. Мне нужно было спать.

Со всех сторон слышалось дыхание, а снаружи ветер резко бил в стеклянные стены. В какой-то момент, совсем поздно, началась буря. Конечно, ее нельзя было сравнить с ледяным торнадо, который бушевал здесь в две тысячи девяносто девятом, но она была достаточно сильной, чтобы не давать мне уснуть.

Я время от времени посматривала на лагуну. Лунный свет отражался в бьющихся волнах, словно тысяча бриллиантов. Было сложно представить, что все это окажется под толстым слоем льда.

Я потерла лоб, злясь на саму себя за то, что не могу просто отключить голову. Но так было всегда, когда я оказывалась в новой обстановке, слышала незнакомые звуки – я не могла сомкнуть глаз.

Интересно, что сейчас делает Сьюзи? Надеюсь, у нее все хорошо, хотя я не верила, что Рана сдержала свое обещание позаботиться о ней. Но все же. Сьюзи была швиммером. Одной из них. За это и нужно было цепляться.

Я приподнялась и посмотрела на остальных.

Фагус лежал на кровати справа от меня. Рот его был приоткрыт, и он слегка похрапывал, завернутый в одеяло. С другой стороны, на лежаке, спал Лука, вытянув ноги и руки перед собой. Без одеяла, потому что он никогда не мерз.

Слева от меня, на полу между Лукой и моей кроватью, спал Бэйл. Он разложил под собой одеяла, положил под голову подушку. Я немного склонилась набок, чтобы посмотреть вниз, и совсем не удивилась, заметив, что он, так же как я, лежал, уставившись в темноту.

Бэйл увидел, что я за ним наблюдаю и приподнял брови.

– Я плохо на тебя влияю, – прошептал он.

Я улыбнулась. Если я что-то и узнала о Бэйле за последние месяцы, так это то, что режим сна у него катастрофически ужасен. Даже в Санктуме он спал не каждую ночь. Он засыпал только тогда, когда его тело не могло больше бодрствовать.

– Почему ты не спишь? – спросил он тихо.

– Слишком много мыслей, – призналась я и примостила голову на руке.

– Мы со всем справимся. – Уголок его рта дрогнул. – Неважно, что случилось с рифтами, Лука совершенно точно выяснит причину.

Я не могла сдержать усмешку:

– Это что, комплимент?

– Он, конечно, надоедливый, но очень хорош в том, что делает. – Бэйл закатил глаза. – Я должен это признать.

– Правда? – сказала я, продолжая усмехаться, повернулась на спину и уставилась в потолок.

Я в который раз вспоминала нашу встречу с Робертом Пулманом и его взгляд, с которым он передавал мне нулевой сенсор. Выражение его глаз было настойчивым, почти паническим.

Проект «Aeolus». Эти два слова блуждали в моих мыслях, словно привидения, но я никак не могла понять, что они означали. Пулман сказал, что нулевые сенсоры были переработаны. Несмотря на то, что их давно уже запретили.

Сенсорный шарик, который он дал мне, был хорошо спрятан в кармане куртки моей униформы. Вероятно, он тоже был переработан, как и те, которые были у Мии. Если бы мы могли выяснить, что именно кураториум изменил в сенсорах, то, возможно, поняли бы, почему они не разрушили рифты в кратере, а наоборот – усилили их.