Максим Дынин - Голод и тьма

Ландшафт потихоньку менялся – сначала исчезли берёзы, хвойных деревьев становилось всё меньше, а почвы были всё темнее. У живописного Болхова, леса превратились в лесостепь – равнину, на которой время от времени попадались рощицы, в основном дубравы. Берега рек становились всё более обрывистыми, но переправы и здесь содержались в полном порядке, разве что спуск к реке был, как правило, достаточно трудоёмким.

Ежедневно мы связывались с первой ротой. По их словам, крепость в Курске держалась, а вот деревни южнее Курска были разграблены. К счастью, почти все жители успели спрятаться в крепости – жизнь к югу от Засечной черты подразумевала способность держать ухо востро и готовность, взяв лишь самое необходимое, срочно уйти в ближайшую крепость.

Крымчаки два раза штурмовали крепость, и очень помогли наши пулеметы и миномет – перед крепостью каждый раз оставалось по две-три сотни трупов. Второй раз это произошло на седьмой день нашего похода. Нам оставалось еще дня четыре, а кавалерия должна была прийти в Курск завтра. Увы, основной боезапас – у нас, а у первой роты боеприпасов осталось очень мало – одна-две атаки, и пулеметы с винтовками замолкнут, а у миномёта вообще оставалось три выстрела.

Сколько врагов было в точности, Ринат все еще не знал, но, по его оценкам, не менее десяти тысяч. Наши ребята сходили за языком и ухитрились поймать то ли бея, то ли бека. Ринат говорил на нижегородском татарском диалекте и мог, хоть и с трудом, объясниться с крымчаком – татарами он пришельцев с Крыма не считал и называть их так отказывался. Незваный гость сообщил, что численность орды была свыше двадцати тысяч, но была информация и поважнее. В рядах противника присутствовали около сотни польских «посланников» – другими словами, инструкторов. Похоже, Сигизмунд, король польский, а ранее и король шведский, решил создать нам проблемы на южном фронте. Скорее всего, это было вызвано новостями из Швеции. Хотя главполяк, наверное, и приветствовал смерть своего злейшего врага Карла, но ему не могли нравиться ни наша дружба со Столармом, ни укрепление русских позиций в Финском заливе.

Увы, ни у него, ни у нас не получалось связаться с геологами, и я начал опасаться за их жизнь, и мы торопились, как могли, к Орлу. К счастью, погода и далее благоволила нам, и, кроме того, лишь дважды приходилось чинить один из возов. Так что уже вечером десятого октября мы въехали в эту крепость, последнюю перед Курском, до которого оставалось чуть более ста километров. Я сразу же пошел к местному воеводе, Андрею Репнину.

Он принял меня радушно, а когда узнал, что во второй роте служит Василий Репнин, обрадовался:

– Брат се мой молодший, княже!

А вот на вопрос про геологов ответил, что были здесь странные люди; он приказал привести их к себе, а они показали грамоту от государя.

– Я предлагал им остаться, но они сказали, что пойдут на запад, к Севску, там, мол, место… место…

– Месторождение?

– Мудреное такое слово, княже. Вроде оно. Больше от них не было ни слуху, ни духу.

– Если появятся, повели им от моего имени оставаться в крепости.

– Добре, княже. Сделаю.

Он позвал кого-то из своих, отдал кое-какие распоряжения, а затем посмотрел на меня:

– Княже, я приказал бани натопить, ты и твои сотники и десятники пусть ко мне придут, и Васька мой тоже, а для других стрелецкие бани есть. И накормим мы вас.

– Благодарю тебя, Андрею.

– Княже, а что ты делать-то хочешь?

Я рассказал ему про наши планы, на что тот лишь покачал головой.

– Княже, вас вон сколько мало, как вы с ордынцами-то воевать будете? Я бы дал тебе людей, да у меня лишь одна сотня, остальные кто в Курске, кто в Осколе, кто в Воронеже. А крепость оставлять негоже.

– Да не надо. Мы справимся. А вот лошадей сменить бы не помешало. – И я подумал, что опять придется показывать бумагу от царя, но Репнин лишь склонил голову:

– Добро. И запасных возьми. А теперь слушай. Один переход тебе до Бельдяжек, один до Любажа. А далее развилка будет. Налево дорога идет в Курск, а направо на Городенскую сторожу [10] Нынешний Льгов. и на выселки на полдень от Курска. Мыслю, уже в Стороже никого не найдёшь, а далее и подавно. Тебе, значит, налево.

– Спаси тебя Господи, Андрею!

Бельдяжки оказались крупным селом, построенным вокруг храма и окруженным частоколом – вот только не поможет он против орды, подумал я. Рядом с ней находилась усадьба, где офицеры и заночевали – нас зазвал Иван Бильдин, старый помещик, которому некогда пожаловали усадьбу «на кормление» после многих лет непорочной службы. На мой вопрос, почему он не ушел в Орёл, он с горькой усмешкой ответил:

– Стар я уже, княже, и если Господь приберет меня к себе, то такова Его воля. А мужики мои решили на сходе со мною остаться, да и другие сюда пришли, из полуденных деревень. Вот только баб и ребятишек в крепость отправили.

Любеж же оказался городком с каменным храмом и большой площадью перед ним. Стена вокруг него была, хоть и деревянная, но всяко повыше, чем в Бельдяжках, и с тремя башнями. Но в городе, равно как и в окружающих его деревнях и хуторах, не оказалось ни души. Я приказал ребятам заночевать в домах – и теплее, и удобнее. А на следующее утро мы подошли к той самой развязке.

Подумав, я направил третью роту с обозом в Курск, а сам решил прогуляться со второй ротой чуть правее, в направлении Городенской сторожи, посмотреть, как там. Зря, как оказалось – если первое село, которое мы прошли, было заброшено, но нетронуто, то второе сгорело дотла, причем, судя по всему, день или два назад; ничего уже не тлело, но отчётливо пахло горелым. У пожарищ лежали четыре трупа, изрубленные и обглоданные дикими животными – три мужских и один детский. По моему приказу, мы вырыли яму, благо земля не промерзла, и захоронили их, после чего водрузили на могиле крест. Я увидел, как посмурнели лица моих ребят, хотя еще недавно для половины из них сельские жители были не более чем холопы.

– Что скажешь, полковниче? – вопросил подъехавший ко мне лейтенант Пожарский.

– Пойдём уж в Курск.

Мы повернули по еле заметному проселку на юго-восток, но не успели пройти и двух километров, как из находившейся рядом небольшой дубравы послышался истошный женский крик.

Признаюсь, если бы командовал операцией американский поборник демократии и прав человека в моем лице, мы бы просто расстреляли в этой дубраве все, что движется и шевелится. Но, как известно, бодливой корове Господь рогов не дает. По Сашиному приказу, бóльшая часть ребят пошла в обход, благо рощица была небольшая, а взвод под номинальным моим командованием, хотя на самом деле их вел лейтенант Пожарский, пошел по тропинке меж дубов.