Максим Дынин - Голод и тьма

– У нас все должны уметь читать и писать. И школа у нас есть. А если кто дар Божий имеет и прилежность покажет, того мы и разным другим наукам обучим. А про девок… вот царевна наша, Ксения Борисовна, такого ума, что мужики позавидуют.

– Так она же царевна…

– И мама моя тоже такой была. И супруга моя.

При последних словах, она чуть поскучнела, но все равно вымолвила:

– Добро, княже, попробую я.

– И спроси у Анфисы, и у других женщин. Мы всех возьмем, кто учиться согласится. Придешь потом, сейчас мне к воеводе надо.

Замытский обнял меня и расцеловал.

– Княже, спаси тебя и твоих Господи!

– Андрею, вот какое дело, – И я рассказал ему про добычу. Узнав про письмо, он лишь сказал:

– Государю надобно сообщить про то, княже. Завтра с утра пошлю гонцов.

– Добро, Андрею. Вот только сообщу ему я сам, сегодня же вечером. Слыхал, небось, есть у нас такое устройство – рация.

Замытский кивнул; ведь мои люди уже держали связь со мной, и я продолжил:

– Но гонцов все едино послать надобно, ведь у нашего царя суд праведный.

Я чуть не добавил, «не как у Иоанна», но вспомнил, что именно Иван Грозный ввел судебник с намного более справедливыми законами, чем те, которые царили в Западной Европе. Но Андрей лишь поклонился. Вместо этого, я сказал:

– И еще. Нужны нам еще будут возки, ведь мы возьмем с собой некоторых из спасенных, да и кое-кого нужно будет домой отправить, недорослей, кои тайно с нами ушли.

– Княже, есть у меня возки. Тебе отдам, а себе еще сробим, людишки для сего есть.

– И оставлю я тебе человека с такой же рацией, чтобы, ежели что, ты мог бы с нами связаться. Либо мы с тобой. Пока опасность не миновала окончательно.

У штабной палатки меня ждала Елена.

– Княже, все наши к тебе пойдут. Да из черкасов [14] Так называли на Руси украинцев. многие к тебе просятся.

– Сколько?

– Да нечто я считать умею? Сотни полторы или две, а то и больше.

– Добро, – сказал я со вздохом, решив, впрочем, что люди нам нужны и для Америки, и для Невского устья. – А ты рассказала им про ученье?

– Поведала. Сначала почти все хотели, а потом вот только эти и остались. Другие здесь жить хотят, бают, к ляхам не вернутся.

Пришлось идти обратно к Замытскому и договариваться о дополнительных возках, и о новом населении. Он против ничего не имел – все равно, по его словам, к югу от Курска живут пока немногие, пусть там деревни строят. Тем более, зерна захватили у крымчаков немеренно, так что ссудить его черкасам можно будет.

Я рассказал ему о том, что лето следующее холодное и короткое будет, и что мало что вырастет.

– Приезжал гонец к нам от государя, еще на Ивана Купалу. Мы и распорядились, чтобы зерно к нам свозили, и чтобы грибы сушили и рыбу ловили и вялили. Вон там у нас амбары. Да и в Коренной пустыни и в других монастырях, по благословению Святейшего, тоже заготовили. В церквах Божьих тоже зачитывали послание от Патриарха. И знают мужики, чтоб не сеяли. Но ты прав, черкасам об это сказать надо будет. Княже… Алексею… а ты не ведаешь, когда сеять-то можно будет?

– В следующем году в июле озимые – в середине августа уже снег выпадет и морозы ударят. А яровые – только через год, да и то понемногу. Вот через два года опять потеплеет.

– И все тебе ведомо… я бы подумал, что ты колдун, да Святейший тебе верит.

На следующее утро, когда небо на востоке зазеленело, я оставил обоих мальцов и четверых своих людей – троих для организации каравана, одного с рацией – а сам со своим куцым полком ушел на запад. Надо было поспешать, ведь татары уже ушли на запад, и нам нужно было кровь из носа как можно скорее подойти к Чернигову по укрепленной южной границе Русского царства. Марш почти в четыреста километров – восемь-десять дней, если не случится ничего непредвиденного. Татарам, наверное, понадобится дольше – ведь они при всем желании не смогут не остановиться и не пограбить. Но у них и фора как минимум в неделю.

К вечеру второго дня мы добрались до Городецкой сторожни – крепости, построенной на месте древнего Ольгова. К нашему удивлению, она, в отличие от более северного Любежа, сумела продержаться несмотря на то, что гарнизон ее составлял всего одну сотню человек, и ни единого ствола артиллерии. Крымчаки пробовали взять ее штурмом и даже сумели проломить тараном ворота, но мужики из окрестных деревень пришли на подмогу и вилами и топорами выбили татар за территорию. Как мне рассказал Фома Еремин, местный сотник, второго штурма они могли не пережить уже из-за разбитых ворот, но «гости» неожиданно снялись и ушли на юго-запад.

А на третий день, семнадцатого октября по старому стилю, а двадцать седьмого по новому, перед нами показались стены Рыльска. Крепость была почти такая же массивная, как в Курске, и, как мне рассказал местный воевода, князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский, крымчаков они ни разу не видели. А вот «черкасов» (так именовались малоросы) прибыло великое множество, не менее полутора тысяч; все они рассказывали ужасы про татар, и никто не хотел возвращаться. Борис Михайлович дозволил им селиться к югу от Рыльска, когда опасность татарского набега пройдет. Самой большой проблемой было то, что зерна у них было немного, но вот живности они пригнали не так уж и мало.

В Путивле же беженцев было не менее трех тысяч. Впрочем, сам город был всяко побольше, и, к тому же, здесь стоял полноценный полк. Между Путивлем и Черниговом больше крепостей не было, а полякам, контролировавшим земли к югу, никто не доверял. Так нам разъяснил местный воевода, Борис Петрович Татев, который к тому же оказался и дядей Мишки Скопина-Шуйского. Я даже где-то пожалел, что отправил стервеца обратно, но Татев нас принял очень хорошо, накормил моих людей, и дал нам возможность помыться в бане. Уговаривал нас вначале остаться еще на денек, но я рассказал ему про Чернигов и про то, что нам срочно туда надо. Тот, подумав, сказал мне:

– Княже, не подобается мне сие. Ведь крымчаки никогда ранее осенью в походы не ходили. Холодно, скоро и морозы ударят, а они – дети полуденных степей, им сие незвычайно. Да и переправляются они через реки вплавь на конях. Так что чудно всё это. Не иначе, как ты прав – заодно они с поляками. А, значит, и через Десну либо они, либо ляхи перейти могут. Посему пошлю я с тобой, княже, сотню в Сосницу, что на Десне – граница-то по Сейму и Десне идет, а к полудню уже ляшские волости. Заодно переправу тебе обеспечат. А оттуда до Чернигова тебе токмо два дневных перехода останутся.

– Надеюсь, еще свидимся, – улыбнулся я Иоанникию Морозову, командиру сотни, остававшейся в Соснице. Тот низко поклонился:

– Дай тебе Господь здоровья, княже!

– И про сына не забудь!