Максим Дынин - Голод и тьма

По дороге из Путивля, мы с ним сдружились настолько, насколько позволяли сословные различия. Он был не из бояр Морозовых, а из провинциального дворянского рода, потому и засиделся в сотниках. Зато он служил в этих местах уже три года, и лично участвовал в отражении польского вторжения в девяносто восьмом году. По дороге из Путивля, он показал мне пепелища некоторых деревень, сожженных цивилизованным юго-западным соседом и до сих пор не восстановленных.

С южной стороны Сейма мы увидели недавно построенный дубовый замок с небольшим посадом вокруг него – как мне сказал Иоанникий, это был Батурин. По словам Иоанникия, построен он был четверть века назад и назван в честь тогдашнего короля Речи Посполитой, венгра Стефана Батория. После его смерти, замок захирел, а местные жители потихоньку перебирались на север через Сейм. Ручеек беглецов превратился в бурный поток после Брестской унии 1596 года, и в посаде оставалось не более двух десятков человек, принявших унию. Дело было не только в неприятии униатства; в русских землях, как правило, у крестьян было намного больше свободы, чем в Речи Посполитой. В данный момент, крепостное право на Руси не было повсеместно распространено, и даже там, где оно существовало, оно практически всегда было в форме оброка – либо зерном и другим продовольствием, либо деньгами. В Польше же повсеместно существовала панщина, как они называли барщину, и помещики располагали правом жизни и смерти над крестьянами.

В январе девяносто восьмого года неожиданно умер царь Федор Иоаннович, не оставив ни наследника, ни завещания, после чего в Москве началась борьба за царство. В марте поляки неожиданно прислали крупный отряд в Батурин, а в мае прислали посла в Путивль и потребовали все земли между Сеймом и Десной к западу от Путивля и Глухова, и, не дожидаясь отказа, перешли через Сейм и продвинулись к Десне. Но удар русской рати из Путивля и одновременно взятие Батурина заставили поляков просить перемирия. Если бы в Москве на тот момент был царь, то, скорее всего, русские полки пошли бы и дальше, а так воевода согласился на восстановление статуса кво в обмен на денежные выплаты. Зато русские согласились на право поляков возвращать своих крепостных из Посеймья.

Именно поэтому беглецы с юга не селились в этих краях, резонно опасаясь рейдов с польской стороны. Впрочем, несколько месяцев назад, один местный магнат даже захватил сто двадцать шесть человек из русских крестьян, заявив, что от него бежало ровно столько же. А что это были совсем другие люди, ему было все равно. Именно тогда сотня Морозова не только освободила полонян и перебила часть дружины сего пана, но и захватила его самого. Поляки повозмущались, но не только заплатили выкуп, но и клятвенно пообещали пресекать подобные попытки в будущем.

Хоть небо становилось все более оранжевым, а закаты изумрудными, но еще в Путивле задул южный ветер, и воздух прогрелся до пятнадцати градусов днем и семи-восьми ночью. Уже к западу от Рыльска лесостепь постепенно превратилась в широколиственные леса, а между Путивлем и Сосницей появились первые сосны. Не доходя до слияния Сейма и Десны, мы повернули на север, к парому, где и переправились через уже широкую в этих краях Десну на двух плотах. Переправа заняла достаточно много времени, и мы решили заночевать в живописном селе, построенном на развалинах древнерусского городка. Конечно, как это часто бывает, оставались лишь фундаменты – весь камень ушел на строительство. На валах домонгольского периода был построен частокол, а посередине находилась деревянная церковь, выстроенная на фундаменте сгоревшей, вероятно, во время нашествия Батыя. Но в самом селе большая часть зданий были такие же пятистенки, как и в Курске, Путивле, Орле либо Серпухове. Лишь за стеной к северу от села ютились мазанки беглецов из Речи Посполитой.

Иоанникий вкупе с Иваном Головиным, старостой Сосницы, споро распределил нас на постой по пять-шесть, а где и по десятку человек на избу. Места хватило всем, а жители были весьма радушны, ведь для них мы были защитниками. Накрывали столы, топили бани, наливали кому пива, а кому квасу – Саша строго-настрого запретил горилку.

Мы же оказались в гостях у старосты, вместе с Ринатом, Сашей, другими нашими офицерами, и Иоанникием. Мне, как князю, даже хотели уступить место на печи, где обычно спали родители Ивана (так звали старосту), но я отказался и попросил место на сеновале вместе с другими. Зато в баню нас с Ринатом, Сашей и другими офицерами отправили первыми.

Мне очень понравилось, как Иоанникий командовал своей сотней, и мы с ребятами решили предложить Морозову перейти в нашу часть. Вскоре к нам присоединился он сам. Я посулил ему должность заместителя командира роты, а в будущем ему светило звание комроты и даже командира батальона. Ведь то, что именовалось Измайловским полком, на данный момент было в лучшем случае батальоном. В планах было превратить каждый взвод в роту, каждую роту в батальон, и эскадрон из полсотни сабель нарастить до ста пятидесяти и разделить на три полусотни. А в будущем офицеров полка ожидала Измайловская академия, после чего им, по плану, доверят формировать и обучать новые боевые единицы. Ведь через два года, когда потеплеет, нам пора будет возвращаться в Росс, и полки нового образца перейдут под командование местных кадров. Конечно, у нас не хватало «оружия будущего», но была надежда наладить выпуск хотя бы винтовок вроде «пенсильванских» второй половины восемнадцатого века, а то и игольчатых девятнадцатого, а также нарезных орудий и примитивных минометов. Для этого нам были нужны грамотные офицеры – и Иоанникий казался мне весьма достойным кандидатом на эту должность.

Он неожиданно ответил, что пока не сможет принять наше предложение – именно ему предстоит сделать Сосницу крепостью и организовать оборону по Сейму и Десне. Но, узнав, что у нас есть ещё и школа, спросил, не может ли он прислать нам своего старшего сына на обучение. Конечно, учебный год уже начался, но мы намеревались произвести дополнительный набор в январе. Тем более, что школа в Измайлово была с полувоенным уклоном, и те, кто закончит ее, при желании будут приняты в один из наших полков. А Иоанникий хотел, чтобы его сын пошел по его стезе. Сам же он пообещал, что, как только он выполнит поставленную воеводой задачу, он подаст ему прошение разрешить ему удалиться в Измайлово, и я написал письмо Татеву с такой же просьбой, а также грамоту для Иоанникия, чтобы его зачислили в полк в офицерском звании – естественно, после курса молодого бойца.

На следующее утро, рано утром, мы вышли из Сосницы через сосновую рощу – вполне вероятно, что именно в честь этих деревьев и был назван город, ставший селом.