Максим Дынин - Голод и тьма

Кроме батюшки и наших ребят, в двух закрытых каретах, найденных в каретном сарае любечского детинца, ехали католические епископ с монахом и отец Гедеон с хорунжим, командовавшим любечским отрядом. Пленники были связаны, и, кроме того, с каждым находилось по два стражника. Но, как оказалось, ни поляки, ни Гедеон и не собирались ничего предпринимать – зачем? Епископа все равно выкупят, хорунжего, наверное, тоже. А Гедеон надеялся, что ему позволят уйти в монастырь.

Заночевали мы в Шуманах. Отец Ириней, невзирая на протесты нашего фельдшера, отслужил благодарственный молебен у себя в храме, и нас разместили по деревенским домам. Мне довелось заночевать у батюшки – ни он сам, ни его матушка не хотели и слышать о том, что их спаситель пойдет к кому-нибудь еще. Впрочем, матушка Евфросиния, ко всему прочему, получила шанс утолить свое любопытство. Пришлось ей рассказывать про Русскую Америку, про наш вояж, про Измайлово, Николаев и Александров… А потом – про надвигающиеся холод и голод, и про то, что запасы имеются в Чернигове, но что сеять яровую пшеницу лучше не надо, а вот грибы и рыбу солить не помешает. Батюшка кивнул:

– Позабочусь я об этом, княже.

А на следующее утро, когда я подошел под благословение, отец Ириней неожиданно спросил:

– Княже, если меня благословят, можно и нам с матушкой посмотреть хоть одним глазком на Русскую Америку?

– Конечно, отец Ириней! Вот только дорога туда будет долгой и утомительной.

– Ничего, я еще молод, и, с Господней помощью, справлюсь!

– Вот только… Придется вам, наверное, там остаться… Ведь я не ведаю, когда нам вновь предстоит путь на Русь.

Тот задумался и посмотрел на матушку, и та твердо сказала:

– Справимся, если ты позволишь.

Я подумал, что такие, как отец Ириней, нам нужны, и пообещал взять их с собой при условии, что это разрешит вышестоящее церковное начальство. После чего мы поехали дальше и были в Чернигове к вечеру.

Город и посады были забиты полонянами – теми, кого мы спасли у Чернигова, и освобожденными из полона нашей сотней у реки Лыбидь. По их словам, татары, увидев, сколь немногочисленным был наш отряд, сначала пошли в атаку, но, потеряв несколько сот человек под пулеметным огнем, в большинстве своем сдались, а тех, кто сумел убежать, забили до смерти полоняне. Уйти смогли единицы, а у нас прибавилось около трех тысяч малороссов и четыреста тридцать шесть пленных крымчаков. Еще до моего прихода, полоняне указали на убийц и насильников среди выживших, и несколько десятков из них висели на деревьях у города.

Другие же пленные – и поляки, и крымчаки – к моему удивлению, усердно копали братские могилы для своих, и индивидуальные для защитников города. Оказалось, что командир третьей нашей роты, Мурат Амангалиев, из астраханских татар, служил в армии в Слупске, в Польше, где познакомился с полькой, и немного выучил тамошний язык. Это позволило ему обратиться сначала к полякам на польском, а потом к крымчакам на татарском, и, самое интересное, и те, и другие его поняли.

– Я им разъяснил, что на этот раз мы будем милостивы и часть из них оставим в живых, если они искупят свою вину ударным трудом. И добавил, что те, кто ленится и отлынивает, могут оказаться на тех же деревьях.

– Зря ты так, Мурат. Мы же не звери…

– А с этими по-другому нельзя. Но я добавил – все те, кто придет с подобными рейдами в будущем, будут точно так же висеть, и их души в рай уж точно не попадут. Впрочем, даже если бы я и остался мусульманином, я б не поверил, что их возьмут в рай, но этого я говорить не стал.

Мурат, под именем Мартын, крестился у отца Николая незадолго до нашего похода.

– Особенно они зауважали меня, когда я привел пару цитат из Корана на арабском. Бабка моя была известной декламаторшей Корана, она и меня научила, когда я маленький был. Она, представь себе, и в восемьдесят пять лет еще ездила читать Коран перед усопшими – ее постоянно приглашали и неплохо за это платили. Так что, не боись, все, что надо, я наизусть запомнил.

Результат был интересен. В тот же вечер, Мурат привел ко мне какого-то мирзу со сломанным носом, причитавшего что-то на своем наречии.

– Представляешь себе, пошел я их проведать – у нас «почетные» пленные содержались отдельно – как он ко мне, мол, ты наш, мусульманин, плюнь на гяуров, помоги нам бежать, а мы тебя в Крыму отблагодарим. Я и не сдержался, и дал ему в рожу.

Мирза оказался кузеном Селямета. Мы решили его пока не казнить, но посидеть в темной комнате на хлебе и воде ему пришлось. После этого, все знатные крымчаки вдруг сделались шелковыми и, если к нам и обращались, то только заискивая. Подумав, мы заставили и их работать в «тюремном блоке» – не в полную меру, но ни татары, ни поляки не были довольны. Впрочем, вопрос, кто следующий хочет на виселицу или в карцер, мгновенно их отрезвлял.

Большую же часть времени я проводил в компании Феодора Иоанновича, Саши Сикоева и Рината Аксараева за обсуждением устройства новой границы. Ведь добиться существенного прироста населения можно было только обезопасив население от татарских набегов и нападений поляков. Зато окупиться оно должно было сторицею – климат здесь был намного мягче, а земли – плодороднее, чем в более северных районах Руси, и даже в следующем году можно было надеяться на хоть какой-то, но урожай.

Подумав, я рассказал воеводе и про то, что в Польше в скором времени может появиться самозванец, который объявит себя царевичем Димитрием. И что многие из тех, кто недоволен правлением Годунова, присоединятся к нему. И начнется на Руси смута.

Ноготков-Оболенский помрачнел, но сказал:

– Пока я здесь, не бывать тому, чтобы Чернигов открыл ворота самозванцу. Да и истинный Димитрий не мог престол унаследовать, бо мать его седьмой женою была, а дозволяет Святая Церковь лишь трех.

– Но имей в виду, воеводо, что вокруг тебя могут быть предатели. А теперь давай обсудим, что делать будет потребно.

План у нас получился такой. Во-первых, мы и здесь решили оставить отделение курсантов. Двое из них умеют обращаться с рацией, и смогут оперативно информировать нас о любой опасности.

Во-вторых, этой весной мы решили устроить в Чернигове учебный полк по образу и подобию Измайловского, но с вооружением рубежа шестнадцатого и семнадцатого, а не двадцатого века. Начнем мы, как и в Измайлово, с обучения рекрутов американским цифрам и письму. Кроме того, нужно будет построить учебное здание, казармы и полигон. А мы пока проработаем программу обучения и весной пришлем инструкторов на замену остающимся здесь ребятам.

В-третьих, за Десной и на Днепре будут созданы форты, в которых и будет дислоцироваться новая часть. Там же будет установлена часть пушек, захваченных у поляков и крымчаков. В перспективе, такие же крепости будут построены и в других местах вдоль границы.