Станислав Смакотин - Немой пророк

Буду… Давненько я не так попадал впросак. Но – делать нечего, надо идти!

Мои одинокие шаги гулко отдаются под высокими сводами одного из самых старых военных учебных заведений России. В академии пусто – видимо, занятий сегодня нет, и попаданца из будущего сопровождают лишь суровые взгляды каких-то старцев, преимущественно в военных мундирах, портретами которых щедро увешаны стены. Топ, топ, топ… Топ!..

Атмосфера храма науки, пусть и милитаристской почти такая же, как и в моём времени – огромные двери лекционных аудиторий с табличками, на стене висит расписание, тщательно выписанное от руки химическим карандашом… Остановившись на секунду у доски, напоминающей информационную по кафедре в моём времени, я читаю угрожающее объявление: «Слушателю 2-го курса г-ну А. Кузьмину-Белецкому немедленно явиться для экзаменования по фортификации! В случае неявки будет снижен годовой оклад жалования и поставлен вопрос об отчислении из академии!» Размашистая неразборчивая подпись под недвусмысленным посланием не внушает ничего хорошего – наверняка, сам декан сочинял!

Топ… Топ… Длинный коридор уходит, кажется, в бесконечность, теряясь где-то вдали. Как же здесь пусто и мрачно! Огромный плац, что виден за окнами – тоже, будто вымер, на нём ни единой живой души…

Неожиданно что-то происходит, и мёртвая тишина резко нарушается топотом сотен пар ног, обутых в начищенные до блеска сапоги: двери аудиторий распахиваются все одновременно, и молодцеватые, подтянутые юнкера, блистая военной выправкой выскакивают, оставляя за спиной скучную фортификацию, алгебру, высшую математику и даже историю военного искусства… Все молодцы, как на подбор – будущие офицеры, сливки общества, парни, не замечая ничего, устремляются к выходу во двор – прочь из душных, пыльных кабинетов! Едва не сшибив меня плечом, из двери с табличкой «кафедра фортификации» выскакивает слушатель Кузьмин-Белецкий с только-только появившейся молодой порослью под носом! Ему явно нелегко – тусовался, видно, всю ночь хрен знает где, но держится, не отстаёт от однокашников! Я почему-то точно знаю, что это тот самый разгильдяй!

Академия вновь пустеет, но отсюда хорошо видно, как её кровь, её слушатели умело выстраиваются на плацу в правильные, геометрически выверенные шеренги. Проходит не больше минуты, и строй уже замер, образовав ровный, без единой зазубрины четырёхугольник, в центре которого стоят несколько фигур.

Подойдя ближе к окну, я всматриваюсь сквозь пыльные стёкла. Вглядываюсь, и не могу поверить глазам: юнкера замерли по стойке «смирно», сжимая в руках… Нет, отсюда плохо видно! А точнее сказать, не видно совсем! Или глаза меня обманывают? В руках у них…

— Встать сми-и-и-и… рно! — доносится до меня. — Слушай на кра-а-а… ул!..

Четыре фаланги одновременно приходят в движение, и несколько сотен АК образца 1905 года взлетают, замирая на уровне груди парней в мундирах юнкеров царской армии. Не в силах оторвать глаз от завораживающего зрелища, я плотно прижимаюсь к оконному стеклу – красота-то какая! Да с такими ребятами и с таким оружием… С такой армией – никакая вражья гадина не страшна, всех уработают эти чудо-богатыри!!! Не зря, ох не зря я прошёл через Цусиму, оказавшись здесь! Значит, цель достигнута?!..

Блин!!!.. Потеряв точку опоры под ногой, я теряю равновесие, и, совершая бесполезные в свободном падении пассы руками, позорно растягиваюсь на вымощенном ромбовидной плиткой полу. Изрыгнув в процессе полёта такие словосочетания, после которых любой курсант этого престижного учебного заведения немедленно оказался бы на «губе», да суток на десять, не меньше… Та самая ступенька!!! Предупреждал ведь юморист-подпоручик, а я тут размечтался, как последний придурок!

Подняв голову, я осматриваюсь. Где это я оказался? Вдаль уходит коридор тускло освещённого подвального освещения, где лампочки ватт на 10 висят с интервалом, кажется, в морскую милю. Оказывается, пока я мечтал, я добрался до мастерских, судя по металлической стружке на полу? И жидкости, напоминающей мазут? Я оглядываюсь – и даже умудрился свернуть вправо, во второе ответвление? Чудны дела твои, Господи!

И пока, чертыхаясь, я пытаюсь-таки подняться и привести себя в человеческий вид, позади со скрипом открывается дверь.

— Э-э-э… Господин?.. — неуверенно произносит чей-то голос за спиной.

— Флигель-адъютант его величества Смирнов… — пытаясь счистить чёрную гадость с шинели, отвечаю я не оглядываясь. — Могу я встретиться с господином штабс-капитаном… — наконец, оборачиваюсь я. — Фёдоровым?..

Вглядевшись в лицо стоящего, я подаю тому руку:

— Узнали?

— Как же, господин Смирнов, конечно! Выздоровели и решили проведать, наконец? Ваши изобретения? Чаю? — радушно улыбается тот. Но, кажется, чересчур уж радушно. Так улыбаются обычно, когда гостю не слишком рады, но деваться особо некуда. — Рад, рад! А эта ступенька – сколько из-за неё, подлой, попадало… — тараторит он, всплёскивая руками. — Давно просим сравнять её, да всё никак не получается!!!.. Не ушиблись?

Стоящий в дверном проёме молодой офицер, которому я полтора месяца назад передал чертежи, произвёл на меня тогда, в Царском Селе, отличное впечатление: едва выхватив из моих рук кальку, тот пулей подлетел к окну и буквально приник к рисунку. Молча водя пальцем по не самым прямым линиям, капитан несколько минут бесшумно шевелил губами, не отрываясь от увиденного. Наконец, восхищённо прошептал:

— Это невероятно, господин Смирнов! Это в… Ваши изобретения? — от волнения начал заикаться он тогда. — Скорострельные винтовки и обе – такие разные, я никогда не встречал ничего похожего!!! Удивительные механизмы… А где же, простите, размеры?!..

— Над размерами придётся подумать как раз вам! Я рисовал по памяти. — нагло соврал ему тогда я. — А вы, господин Фёдоров, можете и даже должны доработать эти идеи!

Но поглощенный увиденным штабс-капитан уже меня не замечал:

— А вот это подача патрона… А это зачем… Неужели… Понял! Для отвода, видимо… Пороховых газов? А здесь… А там?!.. — без умолку тараторил он, задавая себе вопросы и почти сразу, чуть подумав, на них отвечая. — Какие удивительные проекции в изометрии… Красиво и гармонично!!!.. Оружие будущего, не иначе! А там… А тут…

В тот раз нас прервал доктор Боткин – грозно зайдя и пошевелив бровями, он заставил восхищенного капитана ретироваться. Бережно свернув рисунки, обалдевший Фёдоров выпалил мне тогда напоследок:

— Господин Смирнов, это изумительно! Я немедленно сяду, с вашего позволения, за чертежи этих уникальных конструкций! Вы… Вы разрешаете?.. Я могу доработать?.. Я…

Из-за двери, невежливо закрытой тогда Боткиным, долго ещё доносились восторженные возгласы.