Тёма Шумов - Тиховодье

– Нет, мышь, – вскрикнула Катя, перебив его. – Это не так! Это же я! Я жива!

Она дернула ручку, но кабинка оказалась закрытой изнутри.

– Нет! – завизжал мальчик, ударив по дверям в ответ. – Перестань!

– Пе… Он принялся стучать кулаками на каждом слоге – Ре… Стань!

Дверца скрипнула под последним явно недетским ударом.

– Ты лжешь. Вы все лжете, – ответил мальчик успокоившись. – Что вам от меня надо? Почему вы не можете оставить меня в покое. Зачем вам надо чтобы я мучился и плакал?

– Макс, открой это я. Макс!

Она опять дернула дверцу на себя, и та неожиданно распахнулась. Луч вспышки метнулся под потолок, и она, вскрикнув, отпрянула, ударившись бедром о писсуар.

Внутри никого не было.

Катя обхватила голову руками и разрыдалась.

На дверях в спортивный зал, пришпиленный еврокнопкой, висел лист бумаги, на котором огромным шрифтом было напечатано «Центр эвакуации».

Ниже кто-то подписал ручкой с красными чернилами: «Lasciate ogni speranza voi ch'entrate [6] Оставь надежду, всяк сюда входящий (итал. Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate) – заключительная фраза текста над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Алигьери. ». Катя не знала, что это значило, но догадалась, что это латынь и надпись не означает для нее ничего хорошего.

Она приоткрыла дверь.

Спортивный зал оказался огромен и пуст. Вдоль одной из стен стояло четыре стола и ряд стульев. Они терялись среди разноцветной разметки баскетбольной площадки, и казались неприметными под высоким потолком, с которого как плоды диковинного дерева свисали гигантские плафоны с люминесцентными лампами, включенными через одну в шахматном порядке. Их ровный голубоватый свет заливал весь зал, не оставляя места теням.

На стене за столами висела карта города, и какие-то бумаги. Она медленно подошла ближе к огромным распахнутым журналам, в которых должны были отмечать прибывших для эвакуации. Но они были пусты. Ни одной записи. Она пролистала их от начала и до конца. На разлинованных листах не было сделано ни одной записи.

Все это было странно. Странно и зловеще.

Последняя надежда встретить сына стремительно таяла, увядала как сорванный цветок. Не было никакой эвакуации, не было ничего. Весь мир – это лишь какая-то грубая подделка. Имитация города, имитация школы. А она? Не ощущала ли она сама себя подделкой? Имитацией себя?

Век твой молчит, для него твоя жизнь невозможна.

А все, кто попадаются ей – всего лишь призраки. Нечто эфемерное, как отголоски забытых воспоминаний. Все окружающее тонет не только под тоннами воды, но и под мегатоннами абсурда, какого-то сюрреализма в духе Линча и Дали.

Для чего? В чем смысл всего этого? Может это наказание? Может она пребывает в чистилище или в аду? Или ее поймали маленькие серые человечки и ставят над ней опыты? Произошел сбой в матрице и сейчас должен появиться Морфеус и предложить ей разноцветные пилюли?

На дальнем столе лежал дневник. Она узнала его сразу. Узнала и свой почерк. Вспомнила, как подписывала его первую страницу, – Максим Нилов, 1а . Как, чуть ли не ежедневно, с волнением и иногда гордостью, листала его страницы.

Это было невероятно, настолько же насколько невероятно было обнаружить в своей квартире чужих людей, найти игрушки сына, которые уже не должны были существовать, встретить людей уверявших, что знали его повзрослевшим, но это без сомнений был дневник Максима. Это был всего лишь еще один отголосок забытых воспоминаний, осколок чего-то цельного, что ей еще предстояло собрать.

Когда Максим закончил первый класс, она спрятала этот дневник в шкаф, в ящик, где хранились все важные документы – паспорта, свидетельства на квартиру, договора с банками, ее собственный диплом и аттестат. Иногда она сама себе казалась до невозможности сентиментальной, но первый в жизни дневник сына, как и его первый зуб – это те вещи, которые должны были остаться при ней до самой ее смерти. Она поймала себя на мысли, что, пожалуй, ради этих моментов и жила. Эти вещи и связанные с ними воспоминания и составляли смысл ее существования. Она напоминала себе своеобразного коллекционера, только вместо марок и монеток, она коллекционировала собственную любовь или то, что с ней было связано.

Первый выпавший зубик Максима хранился в шкатулке вместе с золотыми цепочками и прочими драгоценностями. Вот только где теперь это все? Потерять его было бы равнозначно тому, чтобы потерять частичку себя. Но если тут оказался дневник, не окажется ли поблизости крошечного треугольного зуба с маленькой дырочкой посередине?

Катя открыла дневник. Листая его страницы, она пробежала глазами по собственноручно заполненному расписанию, увидела крупные буквы Максима в строчках, где он записывал редкие домашние задания, хвалебные комментарии учителей, оценки в виде смайликов.

Казалось, это было буквально вчера.

Огромный смайлик на все дневное расписание поставила Максиму учительница по английскому языку. Она помнила, с какой гордостью он продемонстрировал его, придя из школы. Эту пятерку с комментарием «молодец!» он получил за исполнение песни на основе английского алфавита. Ранее он под влиянием соседских мальчишек, которые были постарше его, впервые увлекся музыкой. Все выходные Максим крутил на бумбоксе записи групп Muse и 30 seconds to Mars , пытаясь подпевать и коверкая незнакомые еще слова.

В тот день, смотря в его горящие глаза и видя за ними не детскую страсть, она подумала, что возможно ее сын уже нашел свое призвание, и пообещала себе на следующий год отдать его в музыкальную школу.

Она не могла оставить дневник тут. Убрав его в сумочку, на слабеющих ногах она добрела до противоположных дверей, и, выйдя через них, оказалась в старом корпусе. Совершенно не понимая, куда и зачем идет, Катя брела по погружающемуся в сумерки коридору.

Благодаря высокому потолку здесь казалось светлее. На стенах висели картины городских художников (в основном пейзажи) и коллажи из фотографий школьной жизни прошлых лет. Одни сменяли другие, леса и реки перемежались счастливыми детскими лицами, которые не вызывали в ней совершенно никаких чувств. Она не чувствовала ни злобы, ни удовольствия, ни умиротворения, ничего. У нее так же не было никаких мыслей, ей завладела апатия и полное безразличие к окружающему.

Ощутив головокружение, она прислонилась к стене, а спустя мгновение, подняв опущенную голову, увидела прямо перед собой дверь учительской.

…проверь записи в журналах и в базах данных. Документы по всем выпускникам за последние двадцать лет хранятся в архиве и базе АСИОУ, войти в которую можно на любом компе в учительской…