Тёма Шумов - Тиховодье

– Заткнись! – кричит Катя, ощущая прилив дикой безумной злобы, от которой в глазах все расплывается, а челюсти сводит судорогой.

– Помнишь, как ты ревновала его к воспитателям, к учителям, к нянечкам, к продавщицам мороженного, сверстницам. Помнишь, как ты накинулась на девку на дне города? Длинноногую, в короткой юбке? Конечно, забыла! Ты очень хорошо научилась этому – забывать все то, что тебе не нравится! Вспомни, как огрызнулась – «Не ваше дело» и, схватив Макса за руку, потащила его, ничего не понимающего, чуть ли не бегом прочь от нее…

Мир раскачивается. Она опирается о стол, чтобы не упасть, и ее рука натыкается на обжигающе холодный предмет.

Скальпель.

Тонкое острое лезвие блестит в багряных отсветах. Зажав его в кулаке и выставив прямо перед собой, она дрожащим срывающимся голосом произносит:

– Или ты заткнешься, или я убью тебя…

– …Ты – больная дура чье либидо сублимировалось и излилось на ни в чем неповинного ребенка. Если подумать, это тебя надо было бы запирать здесь.

Предметы вокруг окончательно утрачивают четкость. Заорав, она кидается на человека. Запрыгнув на него и усевшись в позе наездницы, принимается наносить удар за ударом в ухмыляющееся лицо, превращая его в кровавое месиво, ломая кости и отдирая от них плоть.

Но вместо того, чтобы выть от боли человек хохочет.

Его ненатуральный ломаный смех превращает все происходящее в инфернальный карнавал и пародию. Багровая пена булькает и пузырится среди ошметков губ и остатков зубов. Но человек хохочет не останавливаясь, заходясь в кашле и давясь. Левый глаз вытекает, его остатки вываливаются на щеку.

Смех мужчины отрезвляет ее. Она отшвыривает скальпель и, скатившись на пол, медленно пятится к выходу.

Одним глазом человек продолжает следить за ней.

– Твое место в психушке, – неразборчиво произносит он.

С каждым слогом кровь толчками выплескивается из его рта.

– Не его. Твое.

Неужели это сделала она? Что с ней произошло. Разве могла она подумать раньше, что способна на подобный поступок.

Она отрешенно вытирает испачканную кровью ладонь правой руки о куртку полицейского, не замечая остающиеся разводы и отпечатки.

Продолжая пятиться, Катя выскальзывает в коридор и на мгновение замирает, не узнавая его.

Пейзажи малоизвестных городских художников и фотоколлажи на стенах сменили выцветшие порнографические фотографии, бесформенные разводы и кляксы.

На бетонном полу точно посередине протянулся кровавый след. Будто недавно по нему проволокли освежёванную свиную тушу.

Испугано озираясь, она проходит мимо кабинетов психолога и завуча младших классов, сворачивает в короткий коридор, выходящий к дверям в спортивный зал, и с возгласом удивления утыкается в серую бетонную стену, преграждающую путь назад.

– Что за черт? – не веря своим глазам, она ощупывает стену ладонью, в надежде, что это не больше, чем иллюзия.

Но стена оказывается холодной твердой и вполне материальной.

– Откуда ты взялась? Тебя же не было, – шепчет Катя.

Прислонившись к ней спиной, она тяжело оседает на пол и обхватывает голову руками.

Закрыть глаза и уснуть – все, что ей сейчас хочется. Но страх мешает поддаться этой слабости. Смех и крики привязанного к койке человека все еще звучат в ее голове. Она боится, что тот каким-то образом смог освободиться, встать, и сейчас шаркая, идет следом за ней. Принюхиваясь и крутя головой, как голубь или зомби из фильмов ужасов, подергиваясь, будто в конвульсиях. Оторванная щека, трепещет окровавленным флагом на реях тонущего корабля, превращая его в человека, который смеется . Только его улыбка совсем не похожа на улыбки голливудских звезд. Это гримаса смерти.

Можно ли заснуть во сне? Вдруг случится так, что, проснувшись в нем, ты проснешься по-настоящему. Не в этом кошмаре, а дома, на кухне со стаканом кофе в руке, и Максим будет за стенкой все также смотреть Скуби-Ду.

Она закрывает глаза. Ее голова обессиленно опускается на грудь, но уже в следующий миг она вновь поднимает ее и оглядывается. Нет, ничего не изменилось. Она не проснулась, а все также сидит, прижавшись спиной к стене, которой раньше никогда не было, в школе, которая превратилась в свое потустороннее отражение.

Хотя нет. Изменилось.

У ее ног лежит вырванный из тетради листок в клетку. Раньше его не было. Она не могла не заметить его. Это просто невозможно. А значит, он появился перед ней за ту пару секунд, что ее глаза были закрыты.

Катя оглядывается. Никого. Коридор тих и пустынен.

Подняв листок и расправив мятые края, она рассматривает сделанный нам нем рисунок – две человеческие фигурки, большая и маленькая, с круглыми головами и палками-ногами, идущие по исчезающей в дали дороге. Над ними светит солнце, проплывает облако. На обратной стороне, есть что-то еще.

Катя переворачивает его и замечает надпись, выполненную теми же синими гелиевыми чернилами, что и рисунок.

« Спаси меня».

Пляшущие буквы. Почерк первоклассника. Это писал Максим, она уверена в этом. И эта уверенность пугает даже ее саму – настолько она иррациональна и маниакальна.

– Конечно, – произносит она, решительно вставая. – Я спасу тебя, мышь.

Превозмогая слабость, она делает шаг вперед, оттолкнувшись от стены, и ощущая себя пловцом на последней пятидесятиметровке.

Она идет вперед, думая о том, что, когда миром правит безумие уже ни в чем нельзя быть уверенным. Ни в расположении стен, ни в собственной памяти.

На втором этаже старого школьного здания, как и на первом, лестница переходит в широкое фойе пусть и не такое большое как внизу. Тусклый рассеянный свет, льющий с улицы, проникает сквозь огромные окна. Смутные тени от перекрестий рам расчерчивают стену впереди, и Катя ускоряет шаг.

– Не надо. Я больше не буду, – звучит из-за спины детский голос.

Она чуть не подпрыгивает от неожиданности.

Обернувшись и выставив перед собой смартфон, она трясущимися пальцами включает камеру и переводит ее в режим «видео».

Вспыхивает сдвоенная ксеноновая вспышка. Тьма расступается, тая словно масло под горячим ножом.

В темном углу, образованном опорной аркой лицом к стене стоит обнаженная девочка. Голая изогнутая бледная спина, выпирающие позвонки. На попке пламенеют отпечатки тонкого ремня. Две светлых косички трясутся вслед за поддергивающимся плечами.

Девочка плачет практически беззвучно. Сжавшись и обхватив себя руками, она содрогается от редких сдавленных всхлипов.

Женщина делает робкий шаг в сторону девочки, и та, услышав ее, заходится в реве.

– Нет! Нет! Нет! – кричит девочка, вжимаясь в угол. – Не надо больше. Мне больно, папа! Прошу тебя! Хватит, я буду тебя слушаться! И ничего не скажу маме. И бабушке не скажу. И соседям. Только не делай так больше. Можешь делать, как тебе нравится, только не делай ТАК! Все что угодно, куда угодно, хоть весь вечер, только… прошу только больше не надо туда…