Тёма Шумов - Тиховодье

– То есть нас бросили? – он подошел к дверям, дернул ручку. Они вновь были закрыты. Катя даже не удивилась. Во всем происходящем присутствовала какая-то странная безумная логика, и ей казалось, что она уже начинает ее постигать.

– Охрана. В школе обязан быть сторож или охранник. Наверное, спит где-нибудь или в компьютерном классе в интернете торчит. Надо как-то добраться до него.

– Нет. Никого там нет. Ты меня слушаешь? Все двери закрыты. И эти. И те, что в перемычке. И любой эвакуационный выход. Там никого. Вообще.

– Хм… Честно говоря, я ожидал чего угодно, но не такого поворота. Значит, придется выбираться из города самим. Но сначала надо найти Свету. Может, поедешь с нами?

– Да, было бы здорово, – задумалась Катя. – Но сначала… У меня тоже есть кого искать. Сначала я найду сына. Он все, что у меня есть.

– Ах, ну да… Макс… – Дима понимающе кивнул и посмотрел на нее с едва скрываемой жалостью. – Ты нашла что-то на его счет?…

– Это безумие. Полное безумие. Но, похоже, ты был прав. Всё выглядит так, будто корова слизала добрый десяток лет из моей головы. И при этом, кажется, будто ничего не поменялось. Я не могу себе представить, как такое может быть. Как только задумываюсь об этом, или пытаюсь сосчитать какой же сейчас год, мне тут же становится не хорошо, то голова закружится, то живот скрутит. Я уже не уверена и в том, что все, что я помню, было со мной. Было ли? И со мной ли?

– Да, и я сам уже ни в чем не уверен. Одно могу сказать, – в таких городках, как Тиховодск время, кажется, остановилось. И разница между годом и двадцатью практически не ощущается. Такие города, как вечно живые мертвецы. Как вампиры, которые пьют нашу кровь, кровь тех, кто в них живет. Мы умираем, нам на смену приходят наши дети, и ничего не меняется, мы по-прежнему остаемся заключенными в этой клетке, в железобетонной тюрьме. Иногда я думаю, душа Тиховодска – это тысячелетний вампир, который спит где-то в одном из подвалов старого центра.

Дима на мгновение замолчал, разглядывая ее.

– Так что ты нашла?

– То, о чем ты и говорил. Я нашла запись о Максе. Оказывается, прежде чем он окончил школу мы переехали. Теперь мы живем на проспекте Батова. Это же черт знает где. Ума не приложу, что могло вынудить нас переехать из нашей милой уютной квартирки в этот ужасный район. Но по крайней мере это объясняет, почему по старому адресу меня встретила чужая женщина уверявшая, что она живет там уже четырнадцать лет. Я не поверила ей, кричала, ругалась. Потом решила, что сама сошла с ума. А выясняется, что я просто не помню вообще ничего с того самого утра как мы пошли с ним на прогулку. Значит, мне должно быть уже под сорок? Я что выгляжу такой старой?

– Нет, конечно. И это меня малость пугает.

– Я обязана найти своего малыша, Дима. Может даже это не плохо, перенестись в будущее, словно на машине времени, и увидеть каким он стал.

– Может, да, а может, нет…

– В смысле? Ты на что-то намекаешь? Тебе что-то известно?

– Ничего… Просто немного опыта. Тебя подвезти? У меня за домом стоит машина. Я вообще-то живу неподалеку. Метров двести до школы. Мне в детстве все завидовали. Я мог спать дольше всех. Если забывал учебники, мог спокойно добежать до дома за время переменки.

Свернув во двор, она увидела единственный автомобиль, небрежно припаркованный на пустой дороге.

– Вот моя зверюга, – показал на машину Дима. – Мазерати Гран Туризмо. Мечтал о ней с детства. Столько денег за неё выложил.

– А кто у нас папа? Не Рокфеллер?

Дима пожал плечами и рассеянно улыбнулся. Кажется, он не расслышал вопроса, а она не стала переспрашивать.

Автомобиль поражал хищной радиаторной решеткой, похожей на разинутую пасть монстра и обтекаемыми, почти сексуальными, формами. В оранжевом свете фонарей среди серости и тусклости залитого водой мира он сверкал глянцем и казался пришельцем из иного мира. Раскосые фары делали его злобно-прищуренным варваром.

– До ста километров в час за пару секунд разгоняется. Но по нашим улицам особо на нем не погоняешь.

– Чего же ты на машине свою марсианку не отвез? Сгоняли бы туда и обратно. – Катя провела пальцем по холодному блестящему металлу. Да, машина должно быть, что надо. Может о такой же мог мечтать и ее сын. Странно, что ей обладает обычный студент.

Она искоса посмотрела на Диму. Не похоже, что он из мажоров. Но она никогда не умела разбираться в людях, часто ошибаясь на их счет. Сколько раз в жизни она при первой встрече в хлам ругалась с будущими закадычными друзьями, и влюблялась в тех, в кого не следовало? Это было смешно, но она не помнила ответа на этот вопрос, но отчего-то была уверена – что не раз.

– Я предложил, – ответил парень, пройдя мимо автомобиля и свернув к подъезду, над дверями которого мерцала ртутная лампочка без плафона. – Но она сказала, что машина испортит всю романтику последней прогулки по умирающему городу. Я, кажется, говорил тебе, что она мечтала, взявшись со мной за руки пройтись по набережной, наделать «себяшек», чтобы потом стать свидетелями его гибели.

– Да уж очень романтично, – Катя остановилась, не решаясь подниматься вслед за ним по лестнице.

– Ты не пойдешь со мной? Можешь подождать тут. Я на втором этаже живу. Мне только за ключами сбегать и документами.

– Беги, я подожду. Не буду у тебя над душой стоять. Дождь вроде кончился, так что не размокну.

Перед лестницей находились две желто-зеленые скамейки. Деревянные брусья потрескались, краски выцвели. Перед тем как сесть Катя провела по ним ладонью, проверяя, насколько они сырые и на коже осталась смесь из жирной грязи и пыли.

Она хотела махнуть ему рукой, но он уже скрылся за хлопнувшей металлической дверью.

Частое мерцание лампочки раздражало, и Катя отвернулась, разглядывая двор. Свет пары фонарей слегка рассеивал мрак и ползущий от кустов туман. Глянцево блестели лужи и мокрые качели детского городка. Трансформаторная будка темным квадратом закрывала виднеющийся между домами ярко освещенный, но пустой проспект.

Проскрежетали металлические петли.

Она посмотрела на двери, ожидая увидеть спускающегося по ступеням Диму. Вдохнув, она даже набрала в легкие побольше влажного воздуха, чтобы высказать ему свое удивление по поводу того, как быстро он управился. Но двери подъезд оставались закрытыми.

Она вновь перевела взгляд на двор, и ей показалось, что на качелях кто-то сидит. Темная согбенная фигура. Разглядеть лучше она не могла, но, судя по всему, это был ребенок. Согнувшись и опустив голову, он разглядывал носки своей обуви, или что-то в грязи под собой.

Она вновь отчетливо расслышала скрип петель и заметила, как качнулись качели.

Нерешительно встав, она медленно, боясь спугнуть ребенка, направилась в сторону детского городка.