Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

— А если говорить о методах, — снова вошел в разговор Омельченко, — то извольте. Есть у меня один знакомый геолог, Олег Дымов… Года два назад они вели разведку в Забайкалье. В каком районе, он, понятное дело, не рассказывал, но их партия в одном из ущелий наткнулась на заброшенные разработки. На карте, кстати, не обозначенные. Сначала на заросшей просеке увидели остатки железной дороги, которая привела к шахте. Не взорванной, не заваленной, нет, даже не демонтированной. Все целенькое, только сильно ржавое: рельсы, эстакада, дизель-генератор, вагонетки, лебедки… А рядом, в соседнем ущелье, обнаружили полусгнившие бараки, окруженные колючей проволокой, вышки, Поняли, что здесь был лагерь. Одно удивляло — все было просто брошено, ничего не вывезено. Ну, понятно, если месторождение выработали, то и шахту закрыли, законсервировали, оборудование демонтировали. Так нет, бросили — и ушли… Ребята направились посмотреть, а что же это за шахта такая? Кто-то глянул на дозиметр — и их оттуда как ветром сдуло! Радиация — запредельная! Шахта урановая оказалась, и по всем признакам середины-конца сороковых. Добыча велась самым кустарным способом: обушок и лопата, вагонетки с рудой катали по штрекам вручную, только по центральной штольне тянули под погрузку лебедками. Радиацией вокруг все пропитано. Причем, что интересно, в бараках фонило даже сильнее, чем в самой шахте… Сорок лет прошло, а находиться там и сейчас нельзя. По всем показателям ребята из экспедиции за полдня годовую норму рентгенов хватанули… И вот что еще интересно, бараки стояли в низинке, почти на дне ущелья, а все служебные помещения — казарма, здание администрации, бытовки разные и так далее — располагались в полукилометре, на склоне почти под гребнем. Сверху видно все, а радиации минимум! Но ни там, ни там — ни малейших признаков средств защиты или дезактивации… От бараков дорога к шахте протоптана, заросла порядком, но вполне различима. Так вот, ее фон был сравним с барачным… А ниже по ущелью — кладбище. Холмики практически сгладились, но сохранились тесаные колышки, а на них прибиты небольшие жестянки, вырезанные из консервных банок из-под американской тушенки, а на жестянках гвоздем выбиты четырехзначные номера. И радиационный фон на этой поляне в сотню раз выше естественного…

— И зачем, Боря, ты нам сейчас все это рассказал?

— А затем, чтобы вы знали, с какого сорта людьми придется иметь дело, коль решишься связаться с «конторой» и Банником… Им послать человека с винтовкой и гранатой на амбразуру дота или с гаечным ключом и молотком в активную зону реактора — раз плюнуть. А уж зэка по пятьдесят восьмой, у которого любой срок равнозначен «вышке», с кайлом и грабаркой в урановую шахту — тем более. Тех, которых на амбразуру или в реактор, еще могут отметить, дадут, скажем, по геройской звездочке или орденок какой сунут… Но и в том и другом случае результат один — помер Максим, ну и хрен с ним!.. Россия большая, бабы еще нарожают…

Щетинкин задумчиво проговорил:

— Вспоминаю легенду пятидесятых, когда мы еще пацанами бегали, что приговоренных к смертной казни не расстреливают, а ссылают на урановые рудники… Получается, дыма без огня-то не бывает.

— Вот именно… Ладно, ребята, что-то в горле пересохло. Может, еще по граммуленьке, как?

Щетинкин с готовностью потянулся за бутылкой, а Баринов отрицательно мотнул головой и провел ребром ладони по горлу.

Он понаблюдал, как они, чокнувшись гранеными стаканами, выпили, запили спирт водой из алюминиевой кружки, и за компанию прожевал остывший, подернутый жирком кусочек шашлыка.

«Ну что, дружок, настала и твоя очередь, — отстраненно, словно о ком-то другом, постороннем, подумал Баринов. — Вот и ты попал в стакан, полный мухоедства… Да только я-то буду роптать. И сильно роптать буду. И укусить постараюсь — побольнее».

Надо бы продумать завтрашний день.

Идти на встречу с Банником он, конечно, не собирался. Но сесть и в спокойной обстановке обдумать все с самого начала — сурово необходимо. Потому что еще одного, по крайней мере, разговора с ним не избежать. Настроен Банник решительно, как показало сегодняшнее утро. Поэтому необходимо сделать некоторые превентивные шаги.

Во-первых, конечно, ненавязчиво, где намеком, а где и полунамеком, проинформировать о его поползновениях как можно больше людей. Причем людей влиятельных и по возможности настроенных к нему, Баринову, в той или иной степени дружески. И в этом хорошо было бы задействовать Бориса. Его еще многие здесь помнят, и он многих знает.

Во-вторых, еще раз просмотреть все материалы, чтобы ничего лишнего не попало Баннику в руки. Тут уже, черт возьми, на кон поставлено самолюбие. Как говорится, а вот хрен вам, товарищ генерал-лейтенант!..

Ну и, в-третьих, постараться успокоить Лизу. Она последнее время как на иголках. Чувствует, конечно, что что-то далеко не так, но не расспрашивает, не вмешивается, ждет. Рассказать все по порядку, понятное дело с купюрами, постараться убедить, что паниковать в любом случае не нужно.

Какой случай нужно считать крайним, Баринов додумывать не стал. Не то время, не то место.

Но словно в унисон его мыслям, об этом заговорил Омельченко.

— А теперь порассуждаем, Паша. Что может тебе грозить в самом экстремальном случае?

— Ну, лично я склонен полагать, что и на этот раз мы разойдемся с Банником «как в море корабли». Я останусь при своих, он — при своих.

Омельченко внимательно посмотрел на него, покачал головой.

— Ой ли?.. На этот раз ты ему оч-чень серьезно на мозоль наступил, поэтому давай без дураков. Про два варианта ты сам упомянул.

— Ну, вообще-то, я ему нужен живым и здоровым, — уклонился от прямого ответа Баринов.

— А если тебе исчезнуть на время? Пересидеть где-нибудь пару-тройку месяцев? — быстро вставил Щетинкин. — А там, глядишь, все устаканится.

Баринов засмеялся.

— Сережа, ты о чем говоришь? Вспомни старый анекдот: «Билли, ты знаешь, почему того парня прозвали „Неуловимый Джо“?» — «Нет, Гарри». — «Да потому, что он на хрен никому не нужен, его никто и не ловит!»

— Не понял, — насупился Щетинкин. — Ты это к чему?

— В нашем обществе исчезнуть человеку бесследно по собственному желанию — абсолютно исключено. Вот если по желанию определенных ведомств — как два пальца об асфальт, без особого труда.

— Несмотря на риск, что его будут искать?

— Именно так. Искать будут люди, а прятать — ведомство. Улавливаешь разницу?

В разговор вступил Омельченко.

— Сколько людей по статистике в Советском Союзе исчезает без следа ежегодно?.. Не знаете? И я не знаю. Но догадываюсь. Их, как ты думаешь, ищут? Обязательно. Объявляют во всесоюзный розыск, рассылают ориентировки по линии милиции — и на этом все кончается. Сколько-то действительно пропадает чисто физически: утонул, заблудился в тайге, умер от инфаркта, пойдя по грибы, не приглянулся в укромном месте лихой компании… да мало ли какие могут быть естественные причины! Тебе, патологоанатому, надо это объяснять?.. Поэтому прикрыть исчезновение нужного человека можно очень убедительно. А можно и без всяких объяснений. Пропал? Ищем, ждите!.. И в той «конторе» такие специалисты есть.