Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

Они замолчали, а Баринову невольно вспомнился Шишок. Как стоял тот на лестничной площадке, набычившись, и пытался взглядом как-нибудь смутить его, заставить занервничать или еще чем-то проявить себя… И раньше, еще на Ваганьковском, цепляя его взглядом тоже исподлобья и тоже стараясь, чтобы он как-то отреагировал на взгляд… И Баринов суеверно одернул себя — что это ему вдруг привиделся Шишок? Добро бы что хорошее…

Разговор постепенно затихал.

Они и выпили изрядно, и поели плотно, и наговорились, казалось, на год вперед. Сегодняшней информации и сегодняшних ощущений всем хватило с избытком. Ничего нового, пожалуй, они сейчас просто не стали бы воспринимать. Сил не хватило бы. Да и желания. Осмыслить бы то, что уже есть. Осмыслить и понять.

Сидели они за столом вольготно и свободно, развалившись в дачных парусиновых креслах, по удобству не уступающих шезлонгам. Да и вид у них был почти пляжный. Щетинкин встретил гостей уже в шортах и сланцах, и они, лишь ступив на веранду, мигом поснимали рубашки, посбрасывали обувь, оставшись босиком, и сидели за столом, не смущаясь голых торсов… Хоть и горный климат, а пока солнце на небе, даже на километровой высоте жарко, пусть и под навесом.

Баринов и Омельченко сидели спиной к дому, хозяин напротив, и попутно любовались пейзажем, который открывался с веранды.

На противоположном склоне ущелья из-за крутизны никто не селился, и он почти сплошь живописно зарос урюком, арчевником и обширными купами шиповника. Поверх деревьев на дачном участке и сквозь них угадывалось дно ущелья, где местами поблескивала на солнце зеленовато-голубая вода и виднелись густо-зеленые заросли облепихи. Уже на этом берегу, тоже сквозь листву, проглядывали крыши редких домов и хозяйственных построек при них, а шоссейная дорога, по которой они приехали, только обозначалась верхушками телеграфных столбов и линии электропередач.

Солнце уже село на отрог ущелья, по противоположному склону тень поднялась до середины. Когда она доберется до верха, а это произойдет минут через десять-пятнадцать, сразу похолодает, вдоль ущелья с близких снеговых вершин потянет прохладный ветерок… И тогда, пожалуй, несмотря на детское время, ранний вечер, можно будет устраиваться на ночлег…

Баринов затушил сигарету и прикрыл глаза. Да, сейчас вполне можно было бы и на боковую. Денек выдался — не дай боже никому!.. А уж завтра с утра и начать решать проблемы. Правильно сказано: утро вечера мудренее.

Он лениво посмотрел влево — Омельченко сидел в своем кресле, склонив голову на плечо, и, похоже, подремывал. Значит, и его укатали крутые горки…

Вдруг Щетинкин, сидевший напротив, как-то слишком резко встрепенулся и подобрался, всматриваясь куда-то мимо него, за веранду… Но нет, Омельченко, оказывается, не дремал, просто несколько расслабился, потому что сразу отреагировал на его движение, вместе с креслом повернулся в ту же сторону.

— Мать-перемать! — вырвалось у него, как уже было сегодня днем.

Баринов невольно тоже повернулся туда и вздрогнул от неожиданности. Но тут же взял себя в руки. И по привычке никогда, даже в пустяках, не отдавать другому инициативу, встал и громко сказал:

— Ну вот, помяни черта, он уж тут как тут!.. Ребята, настоятельно не рекомендую любить и жаловать, но это, к сожалению, и есть пресловутый Шишок. А как он здесь очутился — расскажет сам. Если кому интересно.

Шишков стоял на песчаной дорожке у самой веранды, полускрытый стеблями роз и почти незаметный в полусумеречном свете сада. В серой пиджачной паре, в белой рубашке, при галстуке, демонстративно засунув руки в карманы брюк. Он невозмутимо выслушал Баринова, не торопясь вынул правую руку, небрежно вскинул два пальца к виску.

— Привет всей честной компании! Ну, с Борисом Богдановичем мы тоже давние знакомцы, — он перевел цепкий взгляд на Щетинкина, внимательно оглядел его с головы до ног. — А вы, стало быть, Щетинкин Сергей Валерьевич. Очень приятно, тезка. Только я — Сергей Сергеевич. Фамилия — Шишков. Звание — майор госбезопасности… Удостоверение предъявить или на слово поверите?

Последнюю фразу он произнес с заметной иронией. Причем теперь обращался исключительно к Баринову. И смотрел при этом только на него — в упор.

— Ишь ты, — усмехнулся тот. — Далеко пойдешь, Шишок: еще сорока пяти нет, а уже майор.

На слова Баринова Шишков не отреагировал. Он аккуратно прошел по дорожке дальше, обогнул угол веранды и по ступенькам поднялся внутрь. Остановился перед столиком, еще раз осмотрел троих друзей, слегка поморщился.

— Вы уж извините, товарищи, разговор у нас предстоит серьезный, а вид у вас несколько… легкомысленный. Пожалуйста, если вас не затруднит, конечно…

— А какой может быть серьезный разговор с людьми на отдыхе? — лениво сказал Омельченко, прикуривая сигарету. После своего эмоционального всплеска он отошел и сейчас исподлобья глядел на Шишкова, оценивая ситуацию. — Ворваться незваным да еще выдвигать какие-то условия… не комильфо… Впрочем, зерно есть: вечер, посвежело, надо бы одеться. Давай, Паша, и ты тоже. И ты, Серега. Фраки, смокинги — что там у нас есть?

Он первым прошел в просторную переднюю комнату дома, где они переодевались, начал быстро приводить себя в порядок. Попутно ногой задвинул свой кейс, стоящий у дивана, подальше в угол. Впрочем, если с обыском, все равно найдут. Но так спокойней.

Не дожидаясь, пока оденутся Щетинкин с Бариновым, вышел на веранду.

— Итак, что вам надо, любезный? — остановился он перед Шишковым.

Тот сделал шаг в сторону, чтобы не выпускать из вида остальных двоих. Омельченко снова заступил ему дорогу и повторил вопрос, но тоном пожестче.

Шишков словно не слышал, но тут на веранду вышли Щетинкин и Баринов. Тогда он отступил на шаг и довольно примирительно сказал:

— Может, мы все же сядем, поговорим. Как, товарищи?

Баринов коротко хохотнул:

— А что, гуси-лебеди, давайте присядем. Уважим товарища! — И первым уселся в свое кресло.

Пряча ухмылку, следом за ним занял свое место и Омельченко. А Щетинкин, который, похоже, не понял скрытой издевки, вернулся в дом, вынес обыкновенную деревянную табуретку, поставил рядом с гостем.

Незаметно стемнело, и Щетинкин мимоходом включил две большие лампы дневного света под потолком веранды. За время, как появился Шишков, он не произнес, похоже, ни слова. Пришедшего раньше он не знал, но о сложных, если не сказать большего, отношениях Баринова и Омельченко с тем, осведомлен был неплохо. Вот и выбрал единственно верную тактику вооруженного нейтралитета.

Он — хозяин, пришедший — пока гость. Тем более что во время переодевания Баринов улучил момент и сказал ему вполголоса, предварительно отвернувшись от веранды: «Спокойно, Валерьевич! Не подставляйся, все предоставь нам!»