Елизавета Сагирова - Запад

По могучей свае моста, оказавшейся под нами на момент его крушения, и благодаря которой мы не рухнули в воду вместе с вертолётом, карабкались вверх всё те же, на вид непрочные, как паутинки, ступеньки-скобы, начинающиеся прямо из воды. К ним сейчас и вели лодку Михаил Юрьевич и двое его молчаливых спутников, сидящих на вёслах.

— Девочки! — Дульсинея Тарасовна, опять становясь волевой и решительной, повернулась к нам. — У нас есть верёвка? Нужно сначала спустить вещи в лодку, а потом уже спускаться самим.

— А как же дед Венедикт? — меня покоробила мысль о том, что мы сейчас просто уплывём, оставив старика здесь одного, под солнцем и ветром.

— Дайника, он мёртв! — Дульсинея Тарасовна попыталась смягчить голос, но не очень-то это у неё получилось, и я почувствовала злость. Мерзкую унизительную злость, рождённую завистью. Старуха вновь обрела своего сына, с которым мысленно уже простилась, она была счастлива, её жизнь наполнилась смыслом, в то время как мою потерю ничто и никогда не восполнит. Чуда не случится, волшебного воссоединения не будет, Дэн не придёт ко мне в самый неожиданный момент, чтобы сказать: «Я в порядке, успокойся». И за это я сейчас ненавидела мать неожиданно объявившегося Михаила Юрьевича.

— Нет верёвки, — сказала Яринка, когда я уже была готова ляпнуть какую-нибудь гадость, за которую потом мне наверняка было бы стыдно. — Верёвка была у Беле… у Сергея, но…

Яринка скорбно развела руками. А я посмотрела не неё удивлённо и внимательно, потому что прекрасно помнила: моток хорошей крепкой верёвки мы, перебирая вещи, совсем недавно видели в рюкзаке деда Венедикта. Зачем же она обманывает Дульсинею Тарасовну?

А та расстроенно кивнула, будто и не ожидала ничего другого. Перегнулась через перила, крикнула трём мужчинам, которые уже привязали лодку к свае за одну из скоб и теперь, задрав головы, смотрели вверх:

— Мишенька, не на чём вещи опустить! С ними не слезем!

— Зачем? — шепнула я Яринке, пользуясь тем, что внимание Дульсинеи Тарасовны отвлечено.

— Пусть сами поднимутся, — ответила она напряжённым до дрожи голосом. — Я не сяду в их лодку, пока не объяснят, что происходит. Здесь что-то не так.

Что-то не так? Да всё не так! С самого начала всё пошло не так, с того момента, когда с нами увязался Белесый — надеюсь, рыбы будут жрать его с особым аппетитом! Белесый, который втёрся в доверие и предал нас, как только появилась возможность сделать это с наибольшей для себя выгодой. И чему тут удивляться? Разве он сам не говорил, когда остановил меня на лестничной площадке дома в Черешнино, что для него главное — собственная выгода? Может, сказал это немного по-другому, но смысл был именно таков, и он его не скрывал. Ладно, я (не люблю оправдываться, но мне, в конце концов, всего четырнадцать лет!) не сумела сделать из его слов правильного вывода, но куда смотрел Михаил Юрьевич, доверяя пойманному на педофилии невольному агенту? Так что Яринка права — пусть поднимется на мост и объяснится!

Он поднялся. Сам Михаил Юрьевич и два его спутника, которых я раньше не видела. Мужчины как мужчины — но присутствовало в них что-то от бурхаевских камуфляжных молодчиков. Пусть одеты они были совсем по-другому и не отличались атлетичностью телосложения, скупость движений вкупе с цепкими взглядами заставили меня насторожиться.

— Даша! Ярина! — радостно воскликнул Михаил Юрьевич, едва ему удалось освободиться от материнских объятий. — Я рад вас видеть! А где остальные?

Его взгляд упал на прикрытое курткой тело деда Венедикта, и мой бывший «жених» нахмурился.

— Нет никого больше, Юрочка, — подтвердила его зародившиеся опасения Дульсинея Тарасовна. — Все погибли. Только я и девочки спаслись.

Михаил Юрьевич оглянулся: очевидно, в поисках тени — солнце палило всё нещаднее, будто пытаясь компенсировать вчерашний ливень. Тени на железобетонном островке не нашлось, и тогда наш было пропавший, но воскресший лидер просто отошёл к перилам, о которые и облокотился, спрятав лицо в ладонях. Мы молча ждали.

— Значит, все остальные… — наконец через силу выдавил он, — кроме Игоря, правильно? Ига разделился с вами в Красноярске.

— Да, Юрочка, — печально кивнула его мать. — Денис, Ян, Сергей, Веня — он встретил меня уже здесь. Все погибли совсем недавно.

— Как это случилось? Почему рухнул мост?

Пока Дульсинея Тарасовна говорила, мы с Яриной каменно молчали, не пытаясь дополнить её рассказ. Впрочем, этого и не требовалось. Старая женщина сухо и коротко, но очень точно описала произошедшие за последние два дня события, и чем ближе она подходила к трагической развязке, тем мрачнее становился Михаил Юрьевич. Услышав про появившегося из преследовавшего нас вертолёта Бурхаева, он ударил сжатым кулаком по бетону парапета и почти простонал:

— Щенки! Идиоты!

В виду имелись наверняка Ян и Ига, так опрометчиво отпустившие на свободу злейшего врага, но, позвольте, разве не от Михаила Юрьевича Бурхаев узнал, где нужно нас искать? Да, я прекрасно понимаю, что методы дознания бывают разные и не существует такого человека, к которому невозможно подобрать отмычку, но всё равно как-то лицемерно теперь винить во всём только Яна и Игу.

Яринка, которую тоже покоробили такие слова в адрес погибшего на её глазах возлюбленного, услышала мою мысль и подалась вперёд, вскинув на Михаила Юрьевича злую зелень глаз.

— Вы же сами! — её голос звенел, как натянутая до предела струна. — Вы… вы рассказали Бурхаеву, куда мы отправились! И это вы были так глупы, что попались полиции и подставили всех! А теперь называете Яна идиотом?!

Но Михаил Юрьевич ответил Яринке взглядом, полным такого понимания и жалости, что её злость разбилась о него, как волна о скалу. Подруга опустила плечи и замерла: механическая игрушка, у которой вдруг кончился завод.

— Девочки, мне очень жаль, что так получилось. Мне нравился Ян, мне нравился Дэн, я гордился этими ребятами и возлагал на них большие надежды. И я даже могу понять Яна: он был ещё очень молод и не мог смириться с тем, что его отец погибнет при его же содействии. Да, это я рассказал, куда вы отправились, но у меня не было иного выхода. Так бывает.

Значит, всё-таки пытки? Михаил Юрьевич выглядел вполне здоровым, но я прочла множество книг и прекрасно знала, что причинить человеку невыносимую боль можно и без внешних повреждений. Это немного смягчило мой гнев, и дальше я слушала уже спокойнее.

— Я смог сообщить лишь направление, в котором вы направились: обо всём остальном Бурхаев узнал уже от Сергея. А когда пропала связь, вас наверняка продолжали вести через спутник по сигналу его телефона.

— Бурхаев сказал, что видел вас в следственном изоляторе, — буркнула я, хотя, по большому счёту, было уже всё равно. — Как он оказался там, почему разговаривал с вами?