Юрий Леляков - Журавлиная ночь

(И снова… сколько и каких совпадений!)

— …А то, мол, «нужен шок», и иначе — какие варианты? Чтобы была и боль, и стыд — но чтобы «дошло»? Не сечь же в школе перед классом! Или, чтобы было за что — не один, а много раз подряд? Или — и по ногам, чтобы какое-то время не мог встать даже в туалет? Или — оказался где-то один, среди чужих людей, голым — и так добирался оттуда? А всадить в… это место заряд дроби из ружья — дробь в теле и останется; и сесть на электроплитку — опять же след! «А это — всё-таки наш сын…» Хорошо хоть, вовремя вспомнили! А вообще… как сумасшедшего, бывает, через один шок выводят из другого — но зачем, из какого шока выводить меня? И я понял: речь уже не о том случае! Просто сошли с ума оба сразу! На почве того… скорее всё-таки не моего поступка — но думали, что моего… И ещё не опомнился — а уже вошли, увидели, что я не сплю, и сказали: «не отпирайся, мы знаем, что с тобой»! Это, мол, бывает со многими детьми — и хотя мы любим тебя по-прежнему, и ты о-прежнему наш сын, придётся тебе на летних каникулах привыкнуть быть дома вообще без одежды, она — только для выхода наружу… И то без обуви, — продолжал Лесных. — Будешь вести обычный образ жизни, идти, куда хочешь — но только так… Хотя, наверно, с подтекстом: куда-то уже не зайдёшь! Но вот куда, чего боялись — даже не знаю…

(Нет, но… как возможно? Слова Лартаяу!)

— …Или иногда и ночью, и не одному, а с ними, но… так, «без ничего»; а возможно — даже и за город, и не на один день! И тоже не понял: это, что, всерьёз — или просто для проверки моей реакции на такое? Ну, а в учебный год — каждое воскресенье… В общем — как тогда! Пока не окончу школу! «Больно, стыдно, ты не привык, да и мы тоже — но поверь, взрослые знают лучше…» А я и не понял суть дела: зачем, почему так надо — но и бежать от них не хотел, да и не виноваты сами, и тоже — не чужие мне! Но caм уже ждал воскресенья, а потом и летних каникул — с ужасом. Для всех — отдых, конец рабочей недели, учебного года — а для меня… А потом подумал: жизнь не кончается, после школы будет иначе! А пока могу работать над книгой… Но как-то быстро обратила внимание общественность — наверно, те дети проговорились — дошло до психиатрического освидетельствования всей семьи, меня отдали бабушке… а с книгой всё сорвалось. И теперь вот — совсем один. Родители — всё там же, в сумасшедшем доме…

— Но ты действительно чувствовал себя настолько виноватым, чтобы заслужить такое? Я имею в виду — в тот, первый раз?

— Не знаю… И теперь даже думаю: а вдруг родители того, из большого начальства — чем-то запугали моих? А то про начальство и в газетах стали писать всякое — как они не очень верны идеалам… Или учителям наговорили обо мне… что-то из области этих «тайных пороков»? А те, не разбирать — родителям? И я даже не знал, в чём надо оправдаться? Чувствовал себя виноватым в другом — и признал вину, не думая, какую? И не переспросил: вдруг — не то?.. А они решили, что я…

(Да — явно понял лишь сейчас!

И — ещё один момент шока…

Мне даже представилось: какая-то «тормозная жидкость простила самое слабое звено мясом наружу; а в одной шкатулке — лежали два банкрота подряд, один из которых играл, но не угадал ни одной буквы, а до другого просто не дошёл ход; зато импортный пиджак увёл у царя челобитную (три штуки), мобильник забыл в кабине хрен, моральные соображения заменили шипением, водка выпила пудру, и всё это снимала камера смеха» — уж и не знаю, о чем это! Не до смеха же, в самом деле! Кто-то из одноклассников наговорил о нём не то — и какие последствия!..)

…Но я очнулся — а он застывшим взглядом смотрел в уже прозрачное окно. И какая буря эмоций могла соpвaться в любой миг!..

— Такого зла нет в нашем мире, — начал я. — И нам трудно понять его причины. Зачем можно ломать судьбу человека, играя на сокровенном для него? Смешивать его веру — и его стыд, высокое — и низкое, придумывать пороки, которых он не знал? Разве что — кто-то под этим видом выместил на тебе… свои! Но что связано у вас с голым телом; и что родители могут узнать о детях, чтобы пойти на такое — уже тайна вашего мира! Что-то на подсознательном уровне, неведомое нам…

— И я… чувствую, что понимаю это не так, как другие… — признался Лесных. — У них тут — эмоции страшной силы, ломают и волю, и совесть. Заподозрят в тебе что-то «такое» — пойдут против родства, убеждений, против всего! Ты для них — уже как бы не ты…

— И не растущая ли масса этих людей всё более сотрясает своими излучениями наш мир? — признался и я. — Ведь миры связаны… И ваша дисгармония для нас опасна, но у вас это не понимают! Вот мы и вынуждены иногда вмешаться — чтобы защитить себя, а по возможности и помочь кому-то у вас…

— А я и не всегда знаю: чего я должен стыдиться, от чего почти сходить с ума, что такое особенное испытывать? Вот правда: что у некоторых с этим связано? Можно вообще знать, как рождаются люди — но из-за этого…

— Да, ты в своём мире — редкость, ты уникален. В тебе отсутствует что-то архаичное, животного происхождения, что свойственно другим — вот ты и обратил на себя наше внимание. И не ты один — есть ещё. Но мы не несём вам зла. Наша цель — благо всех миров…

— Подожди! — спохватился Лесных. — Я вспомнил! Три года назад… Когда только начинал работать проводником — был случай… Но не здесь, на линии Львов — Херсон! Необычные пассажиры, странные разговоры — тоже о каких-то тайнах… Один, он называл себя Моисеем — просил перевезти его бесплатно, за то, что заварит чай — и я, не знаю почему, согласился! А потом другой, герпетолог из Туркмении — в чём-то его разоблачил, и под гипнозом ссадил с поезда… И был ещё мальчик: один, без взрослых — но я не стал обращать внимания. Сразу понял, в чём дело. Или думал, что понял… А теперь вспоминаю: неужели Захар?

— А вот эта женщина лет 60-ти? — напомнил я с помощью окна-экрана. — Тоже была там, верно?

— Точно! Она! Из которой «изгоняли беса»! Только она тут старше! Правда, расходами на научные исследования возмущалась — другая…

— А он?.. (Появился и картёжник с асимметричным лицом.) …Хотя нет, его ты видеть не мог. Захар встретил его в другом поезде. Это — тот бывший «святой человек», уже в другом теле. Вот так узел…

— Но это три года назад… А что теперь? Моя жизнь поломана, я бросил работу над повестью, она как-то перешла к Захару — и… что с ним? Почему ты не говоришь, что с ним случилось?..

…И тогда масло схватило воду за шиворот — а череп засунул варёную лапшу с пареным воплем себе в ухо. А жрец, у которого голова была как обсидиановый топор — заискрился и рухнул. Но другой — успел вовремя снять с руки кольцо из искр, и надеть на облака, которые корчились в судорогах…

(Снова — перерыв в записи?)

…— Давайте мы с Катей разнесём чай, — предложила девушка, которую звали Таней. — А то он… Сами понимаете… А я ещё сказала такое…