Юрий Леляков - Журавлиная ночь

— А саму травму как получил? Это хоть известно?

— Да где там, я же говорю — амнезия! Подозревались какие-то двое солдат: будто видели, как споткнулся, и его задело движущимся грузовиком. Но на месте, где они указали — вообще никаких следов, вот дело и закрыли… И однажды чьи-то родственники приезжали опознавать его — но безуспешно. Всего однажды… А сам только помнит о себе: по имени — Саттар, 67-го года рождения — и всё…

(«Так…не он?»— будто встряхнуло Кламонтова (здесь, в вагоне).

«Подожди, давай смотреть», — ответил (здесь же) Вин Барг.)

— …И вот странно, — продолжал Вин Барг (там, в метро). — Он же откуда-то пропал, должна быть семья, знакомые! А будто никто не ищет…

— А если внешность после травмы всё же изменена? — предположил Кламонтов (там).

— Так и вопрос: насколько? И что ещё странно… В переводном эпикризе сказано: никаких симптомов черепномозговой травмы не наблюдается, весь удар пришёлся на лицевой скелет и мягкие ткани! И по нашим данным — никакой симптоматики, соответствующей черепномозговой травме, будто амнезия чисто психогенная! Но тоже странно: потом, уже у нас, через несколько дней опредёленно стал проявлять признаки беспокойства — хотя по-прежнему утверждал, что ничего не помнит! Предположили даже бред воздействия… Знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю: человеку кажется, что на него действуют противозаконным образом, влияют на психику! Насмотрелся дома, на живом примере…

— Я и забыл! Ну, надо же…

— А мне не забыть, как такие больные превращают жизнь всей семьи в кошмар! — не сдержался Кламонтов. — Но этот… Саттар, я надеюсь, не такой? И вам удалось его переубедить?

— В чём? Он никому ничего не рассказывал! Хотя обычно больные, и с бредом воздействия в том числе — хоть что-то о себе говорят, а он — ничего… И чем дальше, тем удивительнее: совершенно не помнит казахский язык, который называет родным, говорит только по-русски — и даже забыл, какая рука у него ведущая: правая или левая! А ведь это — врождённый рефлекс! Но, когда он заново вырабатывал почерк, все обращали внимание: брал ручку правой рукой, перекладывал в левую…

— Так и почерк пришлось вырабатывать заново? — понял Кламонтов. — То есть — руки тоже повреждены? И ему просто неудобно — правой?

— В том-то и дело, что нет! И он во всём пользуется больше правой рукой, а почерк вырабатывал левой! «Атипичная амбидекстрия» — так и сказано ещё в переводном эпикризе… Нет, знаешь, давай пойдём отсюда, — предложил Вин Барг. — Я хочу рассказать о нём подробнее — но тут могут услышать. А случай на редкость интересный…

…На эскалаторе они ехали молча: начинался час пик, людей было уже много. А затем, у входа, они купили себе по порции мороженого — и пошли вдаль по осенней улице, в которой Кламонтов (здесь, в вагоне) узнал киевский Крещатик. Поток людей безостановочно обтекал их — и они могли продолжать разговор, не рискуя, привлечь внимание…

…— Так на чём мы остановились? — стал вспоминать Вин Барг. — Ах да, на его «атипичной амбидекстрии». И ещё — что назвал родным язык, который не знает… Но и назвал же — не просто так! И попросил потом достать ему все школьные учебники для 10-го класса — и учебник казахского языка для русской школы! Это уже — для всех классов, с 1-го по 10-й. А теперь это вообще нелегко, caм знаешь. Так что те ему достали, а эти — нет…

— Да, бесплатные учебники! — с внезапным возмущением согласился Кламонтов. — Сделали такое… рекламное благодеяние… для восприятия Западом! А как готовиться в университет — надо клянчить у соседей старые!..

(«Точно, — вспомнил Кламонтов (здесь). — Сдавали обратно в школьную библиотеку, дома ничего не оставалось…»)

— …Вот и я по зоологии 61-го года готовился, — продолжал Кламонтов (там, на Крещатике). — Ну, и как он дальше?

— Стал читать их все подряд, буквально запоем. Но нам показалось, это отнимает у него слишком много сил — и ему посоветовали подождать, пока он не поправится. И тогда он спросил: что с ним будет вообще в жизни, если он не закончит школу вовремя? И очень удивился — когда узнал, что многие профессии не требуют десятилетнего образования, а 10-й класс можно потом окончить в вечерней школе! Нет, даже скорее — будто опасался каких-то репрессий, преследований, если вовремя не сдаст экзамены! И то же самое — насчёт службы в армии: думал, его вне всякой зависимости от состояния здоровья — либо отправят служить, либо оставят у нас на неопределённый срок в качестве кары за отказ! А это уже непохоже на просто амнезию. Но что тут конкретно: бредовая идея, общая слабая ориентированность в жизни, или неверно истолкованные отрывочные воспоминания — установить пока не удалось…

— И откуда… такое? Даже не представляю! Хотя эти чиновники могут довести… И что вы ему ответили?

— Я же говорю: объяснил, что закончить 10-й класс можно и на год позже, если так случилось — а пока читать только то, что его больше интересует. Тем более — так я хотел определить и круг его интересов. И это оказались предметы в основном гуманитарного плана: история, обществоведение — хотя и астрономия тоже… Но потом он стал выяснять — не прямо, а через наводящие вопросы — у соседей по палате: что вообще можно читать у нас больным? И тоже очень удивился — что разрешены и научно-популярные журналы, и фантастика! А к газетам и телевизору — вообще проявил такой интерес, будто видел впервые…

— Откуда же он тогда? — задумался Кламонтов (там, на Крещатике). — Даже страшно слушать…

(«Не он! — с тревогой и разочарованием подумал Кламонтов (здесь). — А… он как же?»

«Подожди с выводом», — успел ответить Вин Барг (здесь)…)

…— Вот и меня удивляет, — ответил Вин Барг (там). — Он думал, у нас почти всё под запретом. И только потом уже, поняв, что читать в общем можно многое, вдруг попросил… что бы ты думал? Литературу по психиатрии! Чтобы разобраться самостоятельно, что это с ним — так и сказал!

— А это вообще разрешается?

— Вообще — нет, но это и не совсем обычный пациент. Я же сказал — как быстро он читает, какие объёмы информации способен усвоить в короткий срок. И относится ко всему прочитанному спокойно, ничто не выводит его из равновесия. Не знаю, правда, как это совместить со всем прочим — но, похоже, он и раньше читал много. И тут — схватывает всё прямо не лету… В том числе, увы — и слухи, и бред других пациентов… Вот и получалось: вернее уж дать прочесть кое-что самостоятельно, в противовес домыслам соседей по палате. А то наслушался у нас такого — что точная информация всё равно повредит меньше. Но, конечно, надо было посоветоваться с заведующей отделением. Хорошо, что она у нас — сторонник разумного риска… И вот мы с ней кое-что давали ему прочесть — под секретом и от других пациентов, и от сотрудников, в «тихий час» в ординаторской. Тем более — и тайны, как мы убедились, хранить он умеет, а спать днём всё равно не может. И читает явно не просто так — действительно хочет понять, что с ним. И главное — нам самим надо это понять, а иначе просто не получалось. Симптомы довольно странные — а тут и другие больные наговорили такого, что стало их «смазывать»… Вернее, у него и нет никакой симптоматики, характерной для посттравматической амнезии, всё чисто соматическое — но он утверждает, что ничего не помнит. Просто удивительно… А его реакция на чтение литературы — всё же хоть какая-то информация о нём…