Юрий Леляков - Журавлиная ночь

(Те сомнения, поиски, идеалы! И людям хотелось быть лучше, и была вера — в себя!)

— …И что, пусть так и берут грабителей и убийц на поруки, если твёрдость духа в том и состоит, чтобы жить рядом с преступниками в вечном напряжении? И мужики на танцплощадке бьют морды один другому вроде того, как в дикой природе самцы дерутся за самку — если в этом и состоит благородство? И родители пусть так и обращаются с детьми, как мы об этом читаем, например, в «Смене», в «Комсомольской правде» — если всё равно нормальные люди потом вырастают из этих детей, а не из таких, как я?..

(«Но и то верно! — подумал Кламонтов (здесь). — О чём писали? Мордобои на танцплощадке, «группировки», далёкие от нормальной молодёжи…»

«И всё порывались воспитывать, как дикарей, — ответил Мерционов. — А у таких, как мы, будто своих проблем не было!»)

— …А как в международной политике? — снова начал Саттар. — Никогда не придётся ликвидировать границы, отменить воинскую повинность — потому что нет какого-то единого человечества, есть две мировых системы, а послевоенные реальности нерушимы? И каждый хотел бы, чтобы разоружение происходило в рамках существующего строя — а это невозможно? На уничтожение другой страны согласиться проще, чем на смену капитализма социализмом у себя? И что — пусть каждая страна преследует свои цели в ущерб всем остальным землянам, раз уж ничего другого не остаётся? И пусть бесследно пропадают за границей наши граждане — потому что суверенитет надо уважать, а отдельный человек стоит немного? В общем, пусть всегда кто-то будет без вины виноват, чтобы никто не был ни в чём излишне уверен — и это закаляет всех, и делает твёрже? Здоровые люди всегда смогут постоять за себя — а таким, как я, они определили место здесь, в относительной безопасности? А те, кто проповедуют излишне мирное и спокойное общество — на самом деле пытаются извратить саму биологическую сущность человека, потому за ними и не идёт никто? Да, видимо — у человека всё же есть и биологическая сущность…

— Так ты говорил «и просто с людьми»? — переспросил Кламонтов. — Но… с какими? Ведь тут — психиатрическое учреждение!

— Как будто я сам не понимаю, что нельзя строить свою жизненную позицию на чужом бреде! Но, во-первых: я же, повторяю, говорил с людьми не только тут, но и в обычной больнице, где психически больных специально не держат. А, во-вторых: кроме больных, есть ещё и медперсонал. И, в-третьих, мы же с тобой сами понимаем разницу между нервной и психической болезнью… Тем более, ты — знакомый Вин Барга… А я с больными, у которых нарушен сам ход мыслей, не лежал. Были очень раздражительные, были, наоборот, безвольные, были — с обонятельными и слуховыми галлюцинациями, с параличами на нервной почве, а вот с бредом — ни одного… Так вот, эти в общем нормальные люди и объяснили мне то, как они, нормальные люди, рассуждают. И не так уж они сознательны, чтобы ради скорейшего достижения коммунизма в его старом понимании пойти на какие-то временные ограничения; и на защиту невинного человека от произвола начальства все, как один, не встанут; и случись агрессия против целой страны — готовы проявить солидарность только словом, но не делом… И тут, видишь, сама жизнь опровергает мои прежние заблуждение — Гренаде никто ничем не помог…

«Но какие «прежние»? — едва не вырвалось у Кламонтова (там, в беседке) — Прежние… когда?»

— Разве ты не понимаешь, что ядерная держава, такая, как наша, не может так просто ввязываться в конфликт? — сказал он вместо этого. — Тем более, когда там не всё ясно!

— Ну, государственному руководству, я думаю, ясно всё — но в другом ты прав: так рисковать нельзя… — вдруг уже как-то обречённо согласился Саттар. — И в остальном… В общем, все соседи по палатам во всех больницах, где мне довелось бывать, принимали меня за какого-то ненормального фанатика, смеялись надо мной, говорили, что я не знаю жизни — и, как я теперь думаю, были правы. Все они довольны тем, что есть, не хотят никаких перемен к лучшему, не рвутся ни к чему идеальному — хотя сами об авралах и простоях говорят довольно злорадно. И не так уж важна работа по призванию, соответствие любимому делу — узкая нацеленность хороша только в любви. И не надо рваться изо всех сил, чтобы жизнь была интереснее, делать открытия, внедрять изобретения — люди даже порядок планет и то путают, не знают толком, чем они отличаются от звёзд, а жизнью своей и так довольны: «выкручиваться» умеют… «Космос нужен интеллигенции, а народу — чарка на столе и баба в постели!» Это дословно… И никто не думает, как осчастливить человечество решением глобальных проблем…

— И что будет, если никто не станет думать о них? А все ограничат себя… таким уровнем?

— Но это и не какие-нибудь жулики, а простые рабочие и колхозники! Это с ними я всюду лежал… И все они просто выполняют планы, не думая о последствиях для людей и природы, делают и брак, если это выгодно заводу, спокойно болтают о том, как по приказу начальства пакостили другим сотрудникам, чтобы тех уволили… Ну, одного такого я eщё мог бы принять за редкостного подонка — но когда встречал уже десятки, сотни таких вот начисто лишённых чувства справедливости! И вот она, реальная жизнь: когда и на ту же Гренаду, и на угрозу размещения ракет в Европе им наплевать, и никакие другие планеты и тайны Вселенной им не нужны…

— Но вряд ли такие и достойны развитого социализма, — Кламонтов не мог скрыть возмущения. — И не им решать всё за нас. А откуда в них такая примитивная тупость — сам не понимаю… И если им не нужно то, что интересует нас — то и достойны не большего, чем имели бы в какой-то английской или французской колонии? «Чарка на столе» — в бараке после неудачного похода на биржу труда, и «баба в постели» — на помойке?

— Да, но не забудь: где мы всё это говорим! — Саттар обвёл взглядом видимую из беседки часть больничного двора. — И я не уверен… насчёт себя, что всё правильно понимаю… Хотя, конечно: бороться за разоружение надо, но и армии нужны — а насильно устанавливать коммунизм в других странах мы не будем, если там люди к нему не готовы…

— И тоже не всё так просто, — добавил Кламонтов. — И я не понимаю тех, кто без толку бастует, идёт на чисто символические… заранее обречённые акции протеста — а ничего радикально не меняется. И даже так сразу и рассчитывают: что их не примут где-то, не выслушают, а из-за угла на них пойдёт полиция со слезоточивыми дубинками, и они побегут… (Кламонтову показалось, он как-то не так построил фразу — но решил не останавливаться.)…Когда тут нужно — реальное… деятельное разоружение! А с мнением психически больных людей о мировой политике — я думаю, надо бы осторожнее. Особенно — если они к тому же примитивны как личности…