Анна Кремпа - Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ

– Моё имя – Орион. Отныне, я и только я хранитель твоей души, – такой тембр голоса удалось услышать впервые. Змеиное лёгкое шипение, прерывистость между словами, тон недостаточно низкий для образа тьмы. Иногда казалось, что это, по большей части, бормотание чего-то непонятного, хоть и внушающего доверие куда больше, чем любые другие слова. Всё сопровождалось эхом и шумом, создавая впечатление, что он, однако, не честен, и на самом деле меня посетил сам Люцифер. Но героического драматизма этому созданию хватало сполна, может потому он и звучал для меня не как приказчик, а друг. – Да будет тебе известно, рыжее перо, что я был остановлен в своём безвременном приключении из-за света, прорывающегося именно от тебя. Желаю услышать благодарность. – Слова плохо воспринялись моим затуманенным разумом. Казалось, я уже видел такое в каком-то кино: вот, герой умирает, летит к свету, а там его родственники кричат не появляться там, где ему ещё не время быть. Что хотел сказать всем этим мой самопровозглашённый “хранитель”? Что он спасёт нас?

– Кто бы ты ни был, пожалуйста… помоги. – А я в то время готов был поклясться, что ощущаю, как настоящая смерть ползёт по моим ногам.

– Я не могу управлять временем, но я могу вмешиваться в твоё сознание. Сделай всё возможное, чтобы не попасть сюда, – лицо окрасили цвета. Голос спал едва не на шёпот, пускай и эхо, и посторонние звуки тому всё ещё сопутствовали. Скелет обернулся славным, белокожим мужчиной в белом одеянии с двумя завитками из подола, движущимися по его желанию, подобно двум змеям. Чёрные линии исчезли, и больше ничего не придавало грозность его глазам. Казалось, будто я вижу кого-то очень знакомого, может, даже родного. Ведь от него шло очень много энергии, а я чувствовал себя сейчас так слабо. В то же время мне не было известно, что это создание не проделка моего воображения. В ином случае… Что он забыл у меня в голове? – Я облил твои глаза кровью, чтобы ты смог видеть меня. Пока что это сон, но… Я спас твоего друга Майка, чтобы ты мог доверять мне. И я выручу тебя в любом, понимаешь, в любомслучае, – Орион, наконец, отпустил меня из своего телекинетического контроля, схватив прямо к себе на руки. Это уже не был большой, высокий шаман индейского племени, а кто-то, более походящий на человека. Он нёс меня прочь от того места, я видел асфальт, на который ступали заострённые носки его чёрных ботинок, да, самую малость, тёмно-бордовые штаны. В груди собиралось тепло, это было так: он передавал его нарочно, чтобы излечить меня. – И даже если ты с этим не справишься, я помогу тебе. – Этот шёпот остался в моих ушах до самого пробуждения. Я почти забыл про этот сон, как про очередной бред, но я помнил Ориона. Похоже, что он был олицетворением моей собственной совести, пожалевшей меня, так и не наградив кошмарами о том несчастном сбитом существе.

А вот в реальности было всего четыре часа ночи. Чья-то фигура показалась на веранде дома под щадящим светом фонаря. Видать, кому-то тоже не спалось. И я посчитал то козырём: кто бы это ни был, мне жутко хотелось выговориться.

– Доброй ночи, дядя Аарон. – Я прикасаюсь горячими ладонями к холодной поверхности ограждения веранды, приминая ногами наспех надетые кроссовки. Доски пола чуть поскрипывают под этими неуместными движениями, а душа лишь настораживается, проваливаясь в глубину моих неудач. Я был бы рад подумать о том обратное, но обстоятельства просто давили на меня, заставляя верить в мистические, неприятные моменты, которые могут и не существовать на самом деле, а лишь отражаться в чувстве собственной вины за всё произошедшее вчера. Не так много было сделано, но мысли о том кугуаре просто не оставляли душу в покое.

– Оу, Йован, а ты рано. Доброй. Надеюсь, что это не я тебя разбудил, заработался допоздна, три часа назад только лёг поспать, но, как видишь… В определённые моменты жизни сон ничего не решает, сынок, – Аарон поправил горловину своего тёплого вязанного свитера цвета соломы, да отпил чего-то крепкого из бокала, наблюдая сначала за блеском снега в сугробах у самого дома, а затем поднимая взгляд до самых небес. Тут было очаровательно. Даже больше, чем очаровательно: увиденное величие захватывало дух. Я многого лишён, я столько упускаю в виде городского неба, закрытого для любого взгляда ярким и настырным светом фонарей. Казалось, что Летбриг съедал краски всей повседневности. Я не могу остаться тут навсегда, но это не означает худшее. Так или иначе, мне будет открыта большая дорога: возможностей в городе больше. Но пока что я выбираю смотреть на туманности над головой. В прямом и переносном смыслах. Звёзды здесь такие яркие, что даже моим невнимательным глазам видна вся прелесть бессмертия. – Всё-таки, почему ты так рано, Йован? Что-то беспокоит? – я ещё раз пробежал быстрым взглядом по выражению этого, некогда жизнерадостного, лица. Пушистая и кудрявая, рыжая борода восхищала своими густыми усами. Я на секунду даже представил себя таким же могучим на вид, но слова, держащие на страже своей предосторожностью, только лишь отвлекали меня на всё б ольшие раздумья о накопленном внутри себя. Я надеялся, что Аарон выслушает меня и даст совет, поделившись каким-то опытом, но только сейчас что-то внутри подсказывало, что ни дядя, ни мама с папой – даже близкие друзья не смогут помочь определиться в чувствах и эмоциях, а лишь я сам. Пришлось перевести разговор на иной лад, обсуждая снегоход, который мы вернули после того жуткого происшествия с пумой.

– Просто день был насыщенный… Мысли спать не дают.

Аарон насторожился, но тут же, совершенно неожиданно для меня, раскрыл пару своих карт:

– Когда вы с Шин были ещё детьми, всем казалось, что я слишком халатно относился, позволяя таким крохам находиться даже на пороге кузницы. Твой отец однажды чуть не вытряс из меня душу, касательно того самого случая с ножами, – весело засмеялся тот, собирая мимические морщинки вокруг своих глаз, прищуриваясь с воспоминаний о прошедшем. Время было хорошим. Верней, беззаботным. Мы все учились чему-то. Касательно этого случая, я научился не соприкасаться с чужим и не лезть вперед, куда ни попадя. Любопытство уже не являлось моей слабостью. – И да, вижу, у тебя до сих пор пометки с того случая остались. Шрамы. Прости, что не закрыл тогда кузницу. Я перестал делать это, когда дочке исполнилось четыре. – Дядя осушил бокал, после чего выдохнул ртом, образовав на секунду бледные пары горячего воздуха из его лёгких, съёжившиеся при попадании в холодный воздух. Я проделал тоже самое, только чтобы убедиться на деле, живой ли. Когда это удалось, улыбка вырвалась из плена утренней тоски, окутывая меня надеждой на более удачный день.