Анна Кремпа - Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ

Улыбаюсь! Радуюсь! Я, смеясь от открывшегося мне позора, возрадовался увиденному. Первооткрыватель! Велик мой отец, но глупо было думать, что от меня был шанс спрятать этот провал. От мира, от себя, в конце концов. Как его не замучила совесть? Огромная машина. Монстр! Скажу даже более резкое: сам Дьявол восстал из пепелища, поднимая земляные покровы, чтобы одному мне открыть правду всего шума мирского. Прямо из засохшего, посеревшего чернозёма произрастала, огибая корнями-артериями, гигантская сфера жизни, матка, как у муравьёв то происходит, как происходит подобное у пчёл. Оно не жило, не пульсировало, оно было искусно искусственно сделано, но, запылённое, давно отдало концы. Отец голыми руками, как вижу, отрывал провода, каждый вырвал, напополам. Вещество, мною выведенный образец, застыло окаменев в трубах, засорив их на бесконечное число грядущих лет. Жизнь понеслась у меня через вены, дышал я, словно родился вновь, захватило меня это ощущение значимости, такой пафос захлестнул моё сознание, что я вёл себя некрасиво вокруг своего нового “предмета восхищения”. Я смеялся в голос, этим же, и всхлипами счастья описывая, как буду возрождать это устройство к жизни и как ничего не страшно мне. Как возжелал я тогда иметь и своих послушников, да хоть детей, но с изумлением лица на меня смотрящих. Забрав от Остина роль главнокомандующего, я, не спросив разрешения, тут же бегу за плоскогубцами, изолентой, кабелями, переключателями – всё, что под руку попадётся, а через полчаса, поклялся я себе, эта машина оживёт. Вокруг затемнённые от давних лет капсулы, уходящие стройными рядами высоко вверх, создавая этакий великий мотив происходящего, едва в вышине я увидел свет реального солнца, пущенный через стёкла сверху. Ожившее существо (а для меня оно было живым, ведь всё, что пульсировало, создавало это ощущение, пускай и искусственно) попросту ожидало выполнения своей секретной миссии.

Помещение было на самом деле тихое и мирное. В воздухе летала пыль, свет струился потоком, слабо шумели птицы, недовольные выживанием в этом заточении. Огибая операционные столы, кухонные столешницы с отделениями, кранами, я заворачиваю, чтобы увидеть две роднившиеся противоположности: тамбурные высокие двери, запечатанные сварочным аппаратом, источавшие пронзительный холод за своей стеной стражи и вход в душную клетку для квезалей. Джудас явно регулярно подкармливает их, отчего странным не остаётся процветавший, но таки замученный вид самих птиц. Их чириканье слышно было ещё из основного зала, а уж здесь просто уши закладывало. Не самый противный тон, даже, скажу, привлекающий, но во внимание кидалась больше эта их раскраска. Зелёные крылья, под ними, словно ещё по крылу, чёрные перья. Красные грудки, которые они выставляли горделиво. И что более всего просится отметить, так это провоцирующий улыбнуться хохолок да два длинных пера. Ритуальные они или же это просто особенность вида, но как только моя нога ступает на паркетный пол, проходится лакированными туфлями по опилкам, все они вдруг закрывают свои клювы, замолкают резко и страшно, можно сказать даже одновременно. Меня боятся. Молчат, как будто на самом деле настолько умные стали, что настороженность им внушает уже мой образ и моя походка.

Как такое возможно?! Как они понимают это? О нет, не может такого быть, чтобы это происходило на самом деле! Квезали, как один, кидаются в сетчатые клетки, словно налетели бы на меня, не будь её вокруг, и исклевали бы, сделали бы всё, что в их силах, чтобы мстить. Гул ещё сильней предыдущего, а ушам уже не то, что не нравится, ушам моим больно даже слышать эти визги.

Надев чёрные перчатки убийцы, я проникаю рукой через замаскированное окошко, чтобы на свой страх поймать одну из птиц для несправедливого ритуала, который был запрещён ещё у древних племён, уважавших этих созданий, а не то, что в современном обществе делаем мы. Бояться было некого, правда, пара укусов мне остались в подарок, что от схваченного, что от тех, кто оказался в тот момент рядом. Бешеные птицы больше не умолкали и походили сейчас больше на рой пчёл, взбунтовавшийся и отчаянный.

Закрепить крылья на кожаной подстилке. Ввести самую малую дозу наркоза. Наблюдать за тем, как существо засыпает, будто умирая уже в этот момент. Сбрить красный пух на груди, приложить к основанию зоба скальпель и… У меня не дрогнет рука, я делаю это ради людей. Надавливаю, провожу с тем же давлением одним быстрым и безжалостным стежком. Разрезал. Добавить пару штрихов, проведя и вбок, да раздвинуть этакую завесу, используя пинцет и кнопки. Живое, всё бьётся под удары сердца, лёгкое дыхание видно, процессы не затормаживаются. Я беру самый последний инструмент, коем воспользуюсь в этой операции. Он похож на блендер, с одной стороны, с другой это преобразователь, а не только разрушающая сила. Хочется даже руками всё самому провернуть, чтобы долго существо не мучить. Бросаю эту затею. Склоняюсь над маленьким пернатым, всём в собственной крови. Я представляю себя на его месте, так же перья испачканы, так же беззвучно лицо, так же душа не на месте. Зажмуриваюсь, подношу руки и безжалостно, больше не останавливаясь, сжимаю, сдавливаю, придаю разрушению все внутренние органы. Лопается, растекается, чавкающие звуки отгласом лютой ненависти промывают мне уши этим зельем. Всё, мёртвое создание не пробудить более. В секунду всё заканчивается. А я как ни в чём не бывало стою и продолжаю смотреть на свои руки. Каждый раз так. Это уже в тридцать второй, да, я считаю, это просто невозможно забыть. И этот способ не нравится отцу, лишнее вещество в крови, что осталось теперь там, только усугубляет процесс приготовления чудотворного зелья. Проходит два часа, после этого, мне требовалось время, чтобы отделить кровь от плоти, чтобы отделить лишнее от чистого, в том и соль. Всё готово к моему первому, самому прекрасному плану из всех.

Подо мной скрипит пол, зубы скрежещут, я прикусываю свой язык и задираю майку выше. Чувство первобытности поселяется в уме, но думаю я только о хорошем. Главное, оно будет моим. Зубы прихватывают подол одежды, с плеч спадает халат, всё взмокшее, слюни вытекают неподконтрольно, пачкают одежду. В ушах шумит ветер, прорвавшийся кое-как сюда сквозь щель в окне сверху. Либо… Не знаю, откуда же его принесло, мы буквально под землёй… Потребовалось ещё пятнадцать минут, чтобы машина, чтобы это ядро всё-таки приняло моё ДНК, оживив тот артефакт, так легко слившийся воедино. Это было странно, я почти ничего не чувствовал, кроме неловкости, ведь для такого, как я, это таинство в физическом мире было иным. Но для зародившего жизнь это явилось положением нового света. И ох, как же я ожидал его рождения. Через несколько дней произойдёт сформирование, и я смогу предположить, как будет выглядеть мой сын. А через месяц судьба подарит мне ребёнка, способного принести ответы, которые ещё не были найдены. И не важно, возродит ли то готтос – а ДНК было отчасти именно их – я всё равно буду любить его. У него не будет прав на поверхности, но для меня он всегда будет тем, кто заслужит всего, что только пожелает его душа.