Александр Дюма - Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Александр Дюма - Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Исторические приключения. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Александр Дюма
Жанр:

Исторические приключения
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Александр Дюма - Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Александр Дюма, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Сюжет «Графа Монте-Кристо» был почерпнут Александром Дюма из архивов парижской полиции. Подлинная жизнь Франсуа Пико под пером блестящего мастера историко-приключенческого жанра превратилась в захватывающую историю об Эдмоне Дантесе, узнике замка Иф. Совершив дерзкий побег, он возвращается в родной город, чтобы свершить правосудие – отомстить тем, кто разрушил его жизнь.
Толстый роман, не отпускающий до последней страницы, «Граф Монте-Кристо» – классика, которую действительно перечитывают.

Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Александр Дюма

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Caligula or Nero, those treasure-seekers, those desirers of the impossible, would have accorded to the poor wretch, in exchange for his wealth, the liberty he so earnestly prayed for.	Калигула или Нерон, великие искатели кладов, мечтавшие о несбыточном, прислушались бы к словам этого несчастного человека и даровали бы ему воздух, о котором он просил, простор, которым он так дорожил, и свободу, за которую он предлагал столь высокую плату.
But the kings of modern times, restrained by the limits of mere probability, have neither courage nor desire. They fear the ear that hears their orders, and the eye that scrutinizes their actions.	Но владыки наших дней, ограниченные пределами вероятного, утратили волю к дерзаниям, они боятся уха, которое выслушивает их приказания, глаза, который следит за их действиями; они уже не чувствуют превосходства своей божественной природы, они - коронованные люди, и только.
Formerly they believed themselves sprung from Jupiter, and shielded by their birth; but nowadays they are not inviolable.	Некогда они считали или по крайней мере называли себя сынами Юпитера и кое в чем походили на своего бессмертного отца; не так легко проверить, что творится за облаками; ныне земные владыки досягаемы.
It has always been against the policy of despotic governments to suffer the victims of their persecutions to reappear. As the Inquisition rarely allowed its victims to be seen with their limbs distorted and their flesh lacerated by torture, so madness is always concealed in its cell, from whence, should it depart, it is conveyed to some gloomy hospital, where the doctor has no thought for man or mind in the mutilated being the jailer delivers to him.	Но так как деспотическое правительство всегда остерегается показывать при свете дня последствия тюрьмы и пыток, так как редки примеры, чтобы жертва любой инквизиции могла явить миру свои переломанные кости и кровоточащие раны, то и безумие, эта язва, порожденная в тюремной клоаке душевными муками, всегда заботливо прячется там, где оно возникло, а если оно и выходит оттуда, то его хоронят в какой-нибудь мрачной больнице, где врачи тщетно ищут человеческий облик и человеческую мысль в тех изуродованных останках, которые передают им тюремщики.
The very madness of the Abbe Faria, gone mad in prison, condemned him to perpetual captivity.	Аббат Фариа, потеряв рассудок в тюрьме, самым своим безумием был приговорен к пожизненному заключению.
The inspector kept his word with Dantes; he examined the register, and found the following note concerning him:-	Что же касается Дантеса, то инспектор сдержал данное ему слово. Возвратясь в кабинет коменданта, он потребовал арестантские списки. Заметка о Дантесе была следующего содержания:
Edmond Dantes:	Эдмон Дантес
Violent Bonapartist; took an active part in the return from Elba.	Отъявленный бонапартист; принимал деятельное участие в возвращении узурпатора с острова Эльба.
The greatest watchfulness and care to be exercised.	Соблюдать строжайшую тайну, держать под неослабным надзором.
This note was in a different hand from the rest, which showed that it had been added since his confinement.	Заметка была написана не тем почерком и не теми чернилами, что остальной список; это доказывало, что ее прибавили после заключения Дантеса в тюрьму.

The inspector could not contend against this accusation; he simply wrote,-"Nothing to be done."	Обвинение было так категорично, что нельзя было спорить против него; поэтому инспектор приписал: "Ничего нельзя сделать".
This visit had infused new vigor into Dantes; he had, till then, forgotten the date; but now, with a fragment of plaster, he wrote the date, 30th July, 1816, and made a mark every day, in order not to lose his reckoning again.	Посещение инспектора оживило Дантеса. С минуты заключения в тюрьму он забыл счет дням, но инспектор сказал ему число и месяц, и Дантес не забыл его. Куском известки, упавшим с потолка, он написал на стене: 30 июля 1816, и с тех пор каждый день делал отметку, чтобы не потерять счет времени.
Days and weeks passed away, then months-Dantes still waited; he at first expected to be freed in a fortnight.	Проходили дни, недели, месяцы. Дантес все ждал; сначала он назначил себе двухнедельный срок.
This fortnight expired, he decided that the inspector would do nothing until his return to Paris, and that he would not reach there until his circuit was finished, he therefore fixed three months; three months passed away, then six more.	Если бы даже инспектор проявил к его делу лишь половину того участия, которое он, по-видимому, выказал, то и в таком случае двух недель было достаточно. Когда эти две недели прошли, Дантес сказал себе, что нелепо было думать, будто инспектор займется его судьбой раньше, чем возвратится в Париж; а возвратится он в Париж только по окончании порученной ему ревизии, а ревизия эта может продлиться месяц или два. Поэтому он назначил новый срок - три месяца вместо двух недель.
Finally ten months and a half had gone by and no favorable change had taken place, and Dantes began to fancy the inspector's visit but a dream, an illusion of the brain.	Когда эти три месяца истекли, ему пришли на помощь новые соображения, и он дал себе полгода сроку; а по прошествии этого полугода оказалось, если подсчитать дни, что он ждал уже девять с половиной месяцев. За эти месяцы не произошло никакой перемены в его положении; он не получил ни одной утешительной вести; тюремщик по-прежнему был нем. Дантес перестал доверять своим чувствам, начал думать, что принял игру воображения за свидетельство памяти и что ангел-утешитель, явившийся в его тюрьму, слетел к нему на крыльях сновидения.
At the expiration of a year the governor was transferred; he had obtained charge of the fortress at Ham. He took with him several of his subordinates, and amongst them Dantes' jailer.	Через год коменданта сменили; ему поручили форт Г ам; он увез с собой кое-кого из подчиненных и в числе их тюремщика Дантеса.
A new governor arrived; it would have been too tedious to acquire the names of the prisoners; he learned their numbers instead.	Приехал новый комендант; ему показалось скучно запоминать арестантов по именам; он велел представить себе только их номера.
This horrible place contained fifty cells; their inhabitants were designated by the numbers of their cell, and the unhappy young man was no longer called Edmond Dantes-he was now number 34.	Эта страшная гостиница состояла из пятидесяти комнат; постояльцев начали обозначать номерами, и несчастный юноша лишился имени Эдмон и фамилии Дантес - он стал номером тридцать четвертым.
Chapter 15.	XV.
Number 34 and Number 27.	Номер 34 и номер 27

Dantes passed through all the stages of torture natural to prisoners in suspense.	Дантес прошел через все муки, какие только переживают узники, забытые в тюрьме.
He was sustained at first by that pride of conscious innocence which is the sequence to hope; then he began to doubt his own innocence, which justified in some measure the governor's belief in his mental alienation; and then, relaxing his sentiment of pride, he addressed his supplications, not to God, but to man. God is always the last resource.	Он начал с гордости, которую порождают надежда и сознание своей невиновности; потом он стал сомневаться в своей невиновности, что до известной степени подтверждало теорию коменданта о сумасшествии; наконец, он упал с высоты своей гордыни, он стал умолять - еще не бога, но людей; бог - последнее прибежище.
Unfortunates, who ought to begin with God, do not have any hope in him till they have exhausted all other means of deliverance.	Человек в горе должен бы прежде всего обращаться к богу, но он делает это, только утратив все иные надежды.
Dantes asked to be removed from his present dungeon into another; for a change, however disadvantageous, was still a change, and would afford him some amusement.	Дантес просил, чтобы его перевели в другое подземелье, пусть еще более темное и сырое. Перемена, даже к худшему, все-таки была бы переменой и на несколько дней развлекла бы его.
He entreated to be allowed to walk about, to have fresh air, books, and writing materials.	Он просил, чтобы ему разрешили прогулку, он просил воздуха, книг, инструментов.
His requests were not granted, but he went on asking all the same.	Ему не дали ничего, но он продолжал просить.
He accustomed himself to speaking to the new jailer, although the latter was, if possible, more taciturn than the old one; but still, to speak to a man, even though mute, was something.	Он приучился говорить со своим тюремщиком, хотя новый был, если это возможно, еще немее старого; но поговорить с человеком, даже с немым, было все же отрадой.
Dantes spoke for the sake of hearing his own voice; he had tried to speak when alone, but the sound of his voice terrified him.	Дантес говорил, чтобы слышать собственный голос; он пробовал говорить в одиночестве, но тогда ему становилось страшно.
Often, before his captivity, Dantes' mind had revolted at the idea of assemblages of prisoners, made up of thieves, vagabonds, and murderers.	Часто в дни свободы воображение Дантеса рисовало ему страшные тюремные камеры, где бродяги, разбойники и убийцы в гнусном веселье празднуют страшную дружбу и справляют дикие оргии.
He now wished to be amongst them, in order to see some other face besides that of his jailer; he sighed for the galleys, with the infamous costume, the chain, and the brand on the shoulder.	Теперь он был бы рад попасть в один из таких вертепов, чтобы видеть хоть чьи-нибудь лица, кроме бесстрастного, безмолвного лица тюремщика, он жалел, что он не каторжник в позорном платье, с цепью на ногах и клеймом на плече.
The galley-slaves breathed the fresh air of heaven, and saw each other. They were very happy.	Каторжники - те хоть живут в обществе себе подобных, дышат воздухом, видят небо, -каторжники счастливцы.
He besought the jailer one day to let him have a companion, were it even the mad abbe.	Он стал молить тюремщика, чтобы ему дали товарища, кто бы он ни был, хотя бы того сумасшедшего аббата, о котором он слышал.
The jailer, though rough and hardened by the constant sight of so much suffering, was yet a man.	Под внешней суровостью тюремщика, даже самой грубой, всегда скрывается остаток человечности.