Максим Бодягин - Привратник

Они поднялись на палубу, чтобы полюбоваться видом. Буамини Элеа сказала, что обычный путь до Привратника будет заполнен транспортом под завязку, все спешат попасть на большой торг, поэтому они пойдут южнее терминатора, чтобы встречать поменьше народу. Несколько дней они шли практически в одиночку, порой паря над совсем крохотными ручейками, порой ненадолго выходя на большую воду, чтобы быстро спрятаться в боковом ответвлении. Земли терминатора, по сути, представляли из себя огромный сад шириной от двухсот до четырёхсот миль, со слов Элеи, и тянущийся практически до самого Привратника. Терминатор снабжался водой через сложную систему ирригации, над которой двигалось бесчисленное количество скун, цеппелинов, монгольферов и прочих аппаратов. С юга заселение этой длинной полосы земли ограничивалось температурным режимом. Со слов Элеи, там, где летом теплело больше семидесяти по Фаренгейту, жить было сложно, в тех местах селились только самые безбашенные и отчаявшиеся, поэтому законы в тех местах отсутствовали, за исключением, пожалуй, закона гостеприимства, принятого даже в поганых семьях.

Тем не менее, они шли в двух-трёх часах пути к югу от границы, двигаясь параллельно ей. На утро второго дня, Кромм вышел, чтобы забросить в воду ведро и умыться, но увидел, что болбес поднял скуну так высоко над водой, что не хватало верёвки. Кромм постучался в каюту Элеи и спросил, что случилось. Лопе, объясни ему, подняла бровь матушка. Она, судя по всему, молилась и не хотела отвлекаться на пустяковые объяснения. Впрочем, Лопе не тоько привыкла к роли педагога при великовозрастном ученике, но и, похоже, вошла во вкус. Девушка вышла за Кроммом на палубу и обвела рукой пейзаж: это – Дикое поле, оно тянется на… Я даже не знаю, на сколько миль. Говорят, что дальше будет пустыня, но никто не заезжает так далеко на юг. Если только мантисы, когда ловят какого-нибудь беглеца, но я не уверена. Видишь это?

Лопе показала на кроны проплывавших мимо деревьев, они смыкались так тесно, что их верхушки казались, скорее, застывшей поверхностью зелёного моря. Бледно-зелёные стволы поднимались примерно на десять-двенадцать метров, после чего расходились в сторону, напоминая гигантски разросшуюся цветную капусту или брокколи. Как называются эти деревья, спросил Кромм. Строго говоря, это не деревья, это крахмальная трава, она очень быстро растёт, буквально на глазах, ответила Лопе. На Привратнике увидишь, они себе тоже такой лес развели, называется контейнерный лес.

Там раньше стояли тысячи контейнеров. Лет за сто их все порезали и на их месте оказался обширный бетонный плац. Что с ним делать, было неясно – бетон лежал слишком толстым слоем – пока один буама не подсказал. Водолазы выкупили это бетонное поле у соседей и пробурили там небольшие отверстия, местами из пришлось взрывать, такой толстый бетон был. В отверстия набросали семян крахмальной травы, у неё очень сильные корни. Лет за десять она взрыхлила весь бетон и со временем его разбили на щебень, часть продали ледяному городу, а часть – соседним кланам. Вокруг прорыли большой канал, чтобы скуны и воздушные платформы могли летать вокруг и собирать урожай, не опасаясь мирмеков и арахнид, которых там полно развелось. Кроме того, канал препятствует распространению крахмальной травы и инсектов дальше по территории порта. А что помешало им просто выжечь этот их лес, раз он служит убежищем для этих мирмеков или как их там, спросил Кромм.

Зачем выжигать, это же удобно, сказала Лопе. Листья крахмальной травы тонизируют, а мякоть ствола и листьев богата, соответственно, крахмалом и съедобна. Почему её крахмальной и называют. Листья квасят и жуют. Мякоть солят. Можно масло добывать, из волокон можно делать плохонькую одежду и отличные канаты. Зимой тут всё вымерзает на два месяца, летом на месяц выгорает, но в межсезонье всё в порядке. Кромм вгляделся в заросли и рассеянно пробормотал: но это не объясняет, почему мы идём на такой высоте. Это чтобы на палубу не запрыгнула какая-нибудь дрянь, раздался сзади голос Элеи. Мне нравится, как выглядит Дикое поле, если бы не иноформы и прочая гадость, которая там обитает, здесь было бы чудесно, мне кажется. Эта крахмальная трава тоже иноформа, спросил Кромм. Лопе кивнула: да, это то, что осталось тут после нашествия душеедов.

Значит, в иноформах есть что-то полезное, задумчиво произнёс Кромм. Элею передёрнуло, а Лопе испуганно посмотрела на Кромма так, будто бы он ляпнул что-то совершенно непотребное. Что, спросил он. Что случилось?

Нельзя называть иноформы полезными. То, что ты говоришь, называется шавалитской ересью, медленно ответила буамини Элеа: она запрещена даже в поганых семьях. Самому ересиарху Шавала при жизни разбили суставы, расчленили и развезли кусочки по всем селениям терминатора. После чего эти частицы сожгли, а пепел вмуровали под порог большого дома, где по вечерам собираются мужчины, чтобы каждый топтал этот прах ногой. Знаешь, почему с ним поступили именно так? Шавала начал проповедовать спустя полвека после скорбных событий, примерно сто пятьдесят лет назад, когда в живых осталось уже не так много тех, кто помнил нашествие душеедов и конец старого мира. Шавала как раз говорил о том, что душееды – это не абсолютное зло. На одном Студёном торге он выступил с проповедью и на следующем Студёном торге, это через год, у него оказалось уже довольно много поклонников, все они были молоды, глупы и богаты. Тогда высшие уны – буама, затра и живоделы собрались на триунакангай и приговорили ересиарха к смерти. Тех, кто не отрёкся от шавалитской ереси, сослали в Дикое поле, где они могли на практике проверить идеи своего учителя о том, что выживает сильнейший. Чтобы ты понимал, о чём идёт речь… Кромм, знаешь, что такое вообще ледяной город?! Кромм хмыкнул и пожал плечами.

Элеа вытерла глаза платком и сказала: он возник как концлагерь. Туда душееды свезли уцелевших людей, как на ферму для разведения скота. Да мы и были этим скотом, которым они питались. Подожди, Элеа, ты говоришь, уцелевших людей, переспросил Кромм. Элеа снова вытерла глаза и сказала: сколько людей жило в старом мире? В том, который ты помнишь? Миллиардов семь или семь с половиной, ответил Кромм. После прихода в мир душеедов и остальных… Элеа задохнулась от слёз и отвернулась. Лопе ободряюще положила руку на плечо хозяйки и сказала: сейчас в ледяном городе живёт миллионов двадцать или чуть больше, ещё около десяти – в остальной обжитой части мира. Это все, кто выжил. Остальные пошли в пищу. Как свиньи.

Но как, потрясённо ответил Кромм. Люди захотели жить вечно и сами – понимаешь, Кромм, это самое паскудное – они сами открылись душеедам в обмен на вечную жизнь, сказала буамини. Они ж не знали, что это будет жизнь в качестве источника пищи. Когда душеедов стало слишком много, они образовали кланы, пойдя войной друг на друга. Один из кланов открыл врата, чтобы вызвать на подмогу тех, кого мы сейчас зовём иноформами, и победить остальных душеедов. Тогда другой клан переселил оставшихся в живых в город с работающей ядерной электростанцией и построил там климатические установки. Демоны и иноформы не могли проникнуть туда, ледяной город находится в полосе вечного холода…