Максим Бодягин - Привратник

Лопе, сделай так, как он говорит, приказала буамини, спускаясь по лестнице. Но матушка, попыталась возражать девушка, он же… Он ничего такого не сделает, он даже не знает, что она такое, железным тоном сказала Элеа. Кромм повернулся к буамини и недоумённо поднял брови.

Элеа подошла к аэринии, присела на корточки и погладила девушку по голове: бедное ополоумевшее дитя. Их религия не слишком сильно отличается от людоедской. Они не каннибалы, но мораль и этика у них примерно на том же уровне. Она ничего не скажет тебе, Кромм. Ты не выбьешь у неё признания даже пытками. Во-первых, для неё ты даже не человек, а нечто вроде муравья. Во-вторых, эта прекрасная дурочка не может знать, кто их послал. Она всего лишь низшее звено в иерархии, иначе бы её не оставили сторожить скуну.

Кромм поскрёб заросший подбородок и спросил: и что мы с ней будем делать? Для начала оденем, по-матерински ответила Элеа. И смотри, чтобы рядом с ней не оказалось ничего, похожего на оружие. Впрочем, она попытается убить тебя зубами даже связанная, если у неё есть такой приказ. Как жаль, что их иерархи так калечат им мозги. Что это за фигня торчит из её тела, спросил Кромм. Это усилитель каркаса, ответила за хозяйку Лопе. Видишь эти тёмно-зелёные штуки? Это псевдоживые мышцы, они нарощены на каркас и имеют свою нейросеть, управляемую нервами аэринии. Иначе бы они не были такими быстрыми.

Кромм поднялся на палубу, прихватив с собой доспех пленённой аэринии. Из скрытых лезвий он планировал сделать пару ножей, если удастся найти что-нибудь, пригодное для изготовления рукояти, а для ножен сойдёт и тот чехол, в котором они прятались, думал он. Со снятыми шлемами мёртвые аэринии вовсе не казались такими страшными, как в момент нападения. Просто молодые женщины, даже девушки. Ну да, странные причёски, странная раскраска на лице, словно они хотели казаться одинаковыми. Ну и что?

Кромм достал лезвие и поковырял рану в горле одной из убитых, наткнувшись в глубине на нечто твёрдое. Он надеялся найти пулю, но вместо этого извлёк на свет довольно увесистый зуб конической формы. Странно, пробормотал Кромм, вытер ладонь о штаны убитой и спустился вниз. Лопе уже развязала жертву и одела её в какие-то тряпки, делавшие аэринию похожей на нищенку-попрошайку в индейской боевой раскраске. Ты можешь вынести её на палубу, там за ней будет легче наблюдать, спросила Лопе. Кромм взвалил на плечо нетяжёлое и такое тёплое наощупь тело, и потопал наверх. Женщины поднялись за ним.

Матушка Элеа, не подскажешь, что это за фиговина, спросил Кромм, показывая спутнице найденный зуб? Очень интересно знать, как он попал в горло той прекрасной девы?

Сперо смотрел, как мёртвая драккария теряет краски и превращается из полупрозрачного и многоцветного чудовища в нечто обыденное, похожее на огромную длинную рыбину. Он видел эту картину несколько раз, но всякий раз удивлялся, будто бы наблюдал превращение впервые. Прекрасные глаза хищницы заволокло серой плёнкой, язык вывалился наружу, оранжевые перья плавников померкли и посерели, лишь у самых кончиков ещё остались огненные точки. Скоро сюда придут женщины с ножами и вёдрами, чтобы хладнокровно разделать эту угасающую красоту. Угасающую, но ужасную. Неизвестно, сколько людских жизней унесли драккарии за последние столетия. Поэтому всякий раз, разделка разбившейся после шторма драккарии превращалась в праздник, в торжество человека над хищником. В этот момент все обиды забывались, потому что разделывать драккарию непросто: нужно дождаться, когда она перестанет выделять слизь и её можно будет начинать резать, но не упустить момент, когда газ в летательных пузырях вдоль позвоночника вздуется до такой степени, что они лопнут и ошмётки разнесёт на десятки метров. Обычно это начиналось через четыре-пять часов после смерти. Опять же, даже если летательные пузыри не разорвёт, допустим, если они повредились при падении, всё равно яд драккарии испортит мясо, если дать ей залежаться. Поэтому на разделку звали всех, способных держать нож. Шутка ли, снять сотни пудов мяса?

Особенно Сперо нравились красивые женские песни, которые исполняли хором при разделке. Сюжет всегда был один: мужчина уходит на охоту, или искать линяющую драккарию, или на морской торг, женщина ждёт его, но возвращаются все, кроме её мужа. Мелодии этих песен всегда были печальны, но казались Сперо удивительно красивыми, особенно, когда во второй, трагической, части женщины переходили к многоголосью. У каждой из них кто-нибудь да не вернулся из моря, поэтому пели искренне, словно молились.

Вторая часть разделки нравилась Сперо куда меньше. Когда мужчины приходили, чтобы в благодарность за разделку омыть своим жёнам ноги и руки, то начинали славословие, хваля своих благоверных на все лады, пока не доходили до откровенных подробностей интимной жизни. Потом они уводили жён в спальни, чтобы зачать детей. Это была давняя традиция, но Сперо терпеть её не мог, слушая все эти скабрёзности, он заливался краской и убегал. Братья между собой посмеивались над ним, но вслух ничего не говорили, опасаясь скорой на расправу Юнхелине, которой нравилось, что хотя бы один из сыновей воплотил её представления о том, каким должен быть нравственно здоровый юноша. Впрочем, братьям и самим нравилось, что младший брат не пошёл по их стопам.

Николине, младшая сестра Фареса из семьи Мокрые ноги, ехала по кромке воды на сверкающем велосипеде в поисках братца, который обещал помочь отцу на перегрузке медных чушек, предназначенных на проволоку. Обидев парня разумом, природа компенсировала свою ошибку, дав Фаресу физическую силу двух взрослых мужчин, и с возрастом он всё продолжал крепчать. Николине вспомнила, как он, поспорив с отцом на прошлой неделе поднял обеих сестёр одной рукой. Вот, дурачок. Сам напросился на погрузку. Впрочем, его, похоже, радовала физическая работа, на которой можно было как следует вспотеть.

Потафий, их отец, правил семьёй Мокрых ног вместе со старшим братом Паифисом довольно долго. Их много раз поочерёдно переизбирали канами семьи. Мокрые ноги шутили, что из братьев вышел бы один отличный парень. Старший Паифис отличался умом и хитростью, Потафий же был более прямолинеен и жесток, но в сложные времена нужны были именно эти качества. Как бы то ни было, все на Привратнике привыкли, что мокроногими управляют два брата, которые слыли лучшими металлургами в округе. Их отец потратил состояние на то, чтобы собрать скрипты по металлургии и металообработке, с малых лет заставлял братьев стоять у плавильного ковша, раздувать меха, управлять прессом, учить всю цепочку от выплавки чугуна до создания стали. Разница в характерах братьев сказалась и на их занятиях. Паифис как более мягкий, после смерти отца полюбил работать с медью и другими цветными металлами, Потафий остался верен железу и стали.