Максим Бодягин - Привратник

Скуна подходила к большой летающей платформе, размером примерно с футбольное поле. В её центре виднелось небольшое здание, углы же и средняя часть краёв платформы плавно загибались кверху. Возникало ощущение, что со средневекового китайского дворца ураганом сорвало крышу и теперь она живёт своей собственной жизнью. С правого и левого торцов здания вверх поднимались огромные светящиеся пульбы, словно гигантские эдисоновые лампы, укутанные в дополнительную оболочку из толстенного стекла. По углам платформу тянули вверх четыре тёмных пузыря, на вид кожаных. Кромм услышал исходящее от них дыхание и его передёрнуло, показалось, что пузыри живые. Очевидно, это и есть несущие шары. Солнце почти закатилось и пульбы начали светиться ещё интенсивнее.

Лопе зажгла на носу масляный фонарь, надела его на длинный шест с крюком, обычно висящий за внешним бортом скуны, и описала несколько больших кругов. С платформы поднялись два виу-воу и подлетели к скуне, остановившись метров за десять. Они молча парили с минуту, ожидая, когда гости заговорят первыми. Кромм уже хотел прервать молчание, его смущало лишь то, что он совершенно не знает местного этикета и может случайно сделать глупость, о которой потом пожалеют все пассажиры скуны. Но тут на палубу поднялась Элеа.

Она вышла на нос и сбросила дорожный плащ, в который обычно куталась по дороге. Под ним обнаружилось белое с алыми вставками платье, настолько ослепительное и яркое, что Кромм на мгновение зажмурился, будто кто-то зажёг рядом ещё один светильник.

Она раскинула руки в стороны и гордо сказала: я – Элеа. Лопе встала рядом и громко пояснила людям, сидящим на виу-воу: это матушка Элеа, светлая буамини и член высочайшего буамакангая. Её интересует, есть ли на вашей платформе теплокровные люди, дети человека-отца и человеческой матери, нуждающиеся в помощи? Виу-воу подлетели ближе и лица сидящих стали видны куда лучше. Честно говоря, людям с такими рожами Кромм бы не доверил даже мусорное ведро подержать, но Элеа, судя по всему, придерживалась иного мнения.

Мужчина постарше почти поравнялся с носом скуны и, краснея от смущения, ответил: на этой платформе нет модификантов, загрязнивших свою природу, светлая буамини. Но мы семья, объявившая себя непокорной, и живём не по закону. Это ничего, сынок, сказала Элеа. Если вы окажете нам гостеприимство и потом проводите до границы ваших охотничьих полей, я осмотрю ваших людей. У вас есть свой живодел? Да, светлая буамини, кивнул мужчина. Он теплокровный? Да, наш живодел суть сын человека-отца и человеческой матери. Прекрасно. Кромм, опусти пневмопушку, а ты, Лопе, принеси мяса. Если Кромм поделится своим алкоголем, мы сможем предложить нашим любезным хозяевам хоть что-то, отдалённо похожее на дар.

Сперо вернулся домой мрачнее тучи. Юнхелине почти закончила принимать рапорта. Большой разведотряд накануне вернулся из рейда на северо-восток, куда резчики отправлялись в поисках заброшенных селений и городов, где можно было бы поживиться старыми генераторами, химикатами, бумагой и прочими обломками некогда великого старого мира. Да, новый мир паразитировал на обломках того, что осталось после крушения человеческой цивилизации. В первые годы после скорбных событий некоторые кланы пытались жить в городах, но неработающая инфраструктура сделала их непригодными для нормальной жизни. Без отопления, канализации, водоснабжения, электричества – всех систем жизнеобеспечения, города стали просто источником пластика, металла, стекла, стройматериалов. Разведкой резчиков командовал Хрисиф, но он со вчерашнего дня отпросился у матери под предлогом того, что ужасно устал. Он действительно очень многое делал и благодаря его жёсткости, изворотливости и умению планировать, люди вернулись из рейда не только в полном составе, но и успели приехать до начала торга, привезя подробные записи о том, сколько транспорта и людей нужно отправить за добычей и в какие сроки.

Юнхелине посмотрела на Сперо, помахавшего ей от порога, сухо кивнула ему, закончила разговор с последним из докладывавших и начала собирать бумаги. Сын подошёл и долго молчал, глядя мимо неё, наконец, ей надоела это странная игра и она уперла длинные мускулистые руки в бока и прямо спросила: что? Что не так? Не нашли драккарию?

Сперо мотнул головой и с видимым усилием выдавил: мам, а мужчины и женщины, они же неодинаковы? Ну, там. Он показал глазами вниз. Юнхелине засмеялась и ответила: конечно, мы не одинаковы. Мы теплокровны и мы двуполы, в отличие от драккарий или бегунов. И это прекрасно. Это так чудесно любить человека противоположного пола, изучать его тело, ласкать его. Сперо потупился: хочу быть однополым. Прекрати малыш, испугалась Юнхелине. Сперо опустил голову ещё ниже и сказал: хочу быть однополым с Арин. Юнхелине присела на корточки и с тревогой заглянула в лицо сына: тебя кто-то обидел? Мужчина? Трогал тебя?

Сперо погладил мать по голове: нет, что ты. Чума давно объяснил мне про это. Трогать меня можешь только ты. Ну и Арин после свадьбы. А что тогда случилось? Да я же говорю, ничего не случилось, мам. Просто. Просто я спросил, вот и всё. Юнхелине обняла сына и сказала: помолвка это не приговор. Ничего не изменится, обещаю. Никто не будет вас торопить. Нельзя торопить своё тело, Когда придёт пора, природа сама подскажет вам с Арин, как поступить. Ладно, сказал Сперо. А Арин переедет к нам? Да, у неё будет собственная комната напротив твоей. Ты не будешь её обижать, ведь правда? Ну, что ты, малыш. Я буду лучшей матерью на свете, обещаю. Ты вчера лупила Плута, я слышал, как он вопил, хитро улыбнулся Сперо. Если бы я его не лупила, он бы не дожил до своих лет. Я лупила его, потому что он плут, засмеялась Юнхелине: Арин не такая, обещаю, что и пальцем её не трону. Только ей не говори, а то зазнается. Не скажу, сказал Сперо и потеснее прижался к гордой материной шее: а тебе как природа подсказала, что ну это, ну как бы пора. Так же, как и всем, сказала Юнхелине. Она лгала, но Сперо смотрел в другую сторону и не заметил слёз, которые она вытерла украдкой.

Родовой дом резчиков, который Юнхелине называла про себя крепостью, взбирался по крутому склону Ледяной Иглы, чья белая снежная шапка не таяла даже самым жарким летом, и издалека напоминал симпатичную горку, сложенную из спичечных коробков. Резчики первыми заявили о свой независимости и отселились от остальных кланов Привратника чуть больше ста лет назад. Прадед Юнхелине, огромный чёрный мужик, которого она помнила очень смутно, лишь сладковатый запах дыма, исходивший от его седой бороды, да тепло качающих её рук остались в памяти, прадед первым построил деревянный дом с двумя флигелями и красивой смотровой башенкой возле ручья, стекавшего с вершины. Позже каждый из резчиков пристраивал свой домик рядом, стараясь прилепиться поближе и взбираясь всё выше по склону и спустя годы родовой дом разросся до сотен комнат, комнатушек, пристроек, флигелей и флигелёчков, мансард и башенок. Почерневшие от пропитки и от времени толстые деревянные стены покрывала нежная амальгама белоснежного инея, играющего на солнце бриллиантовыми отсветами. Кое-где крыши уже оттаяли и слегка зазеленели мхом, который уже через месяц покроет северные скаты сплошным меховым ковром так, что гелиоплиты нужно будет чистить каждый день, чтобы этот ковёр не закрыл их от солнца. Летом тёмная бархатная зелень мха сливалась с изумрудным отсветом травы и почти чёрными крупными мазками окружающих елей, а зимой иней на стенах и толстый снежный ковёр на крышах прятали крепость резчиков, поэтому большую часть года всё это скопление комнат и башенок казалось естественной, нерукотворной частью пейзажа.