Максим Бодягин - Привратник

Хандоре встала с постели и глядя мимо брата, обняла его и положила голову на грудь Фареса, её лицо по-прежнему ничего не выражало: ты дурачок, Фар. Я знаю, Хане, беспомощно ответил Фарес. Хандоре ласково взъерошила его жёсткие чёрные кудри и сказала: сейчас всем будет не до тебя и не до этого чёртова виу-воу. Иди к Юнхелине и скажи, что я сейчас спущусь. Фарес с готовностью кивнул и, топоча ногами, умчался по коридору, захлопнув за собой двери так, что чуть не обрушил косяк. Вот дурачок какой, здоровенный, совсем не знает, куда силищу девать, промелькнула было в голове девушки мысль, но быстро ушмыгнула в лабиринт подсознания, оставив после себя звенящую пустоту.

Хандоре прошла в смежную комнату. Полуодетый Плут сидел на полу. Он успел надеть один сапог, второй валялся рядом, недомотанная на ногу портянка белела словно бинт. По лицу Хрисифа текли слёзы. Твой младший брат, начала говорить Хандоре, но Плут замотал головой так, что слёзы брызнули по всей комнате: нет-нет-нет-нет. Нет. Он медленно встал с пола, потом снова сел, начал наматывать недомотанную портянку, бросил, повалился на спину и завыл.

Хрисиф и Хрисан были единокровными братьями и как бы ни был близок Плут с Сантифом и Сперо, отношения с Хрисаном всегда казались ему глубже и прочнее, а главное – важнее, чем с остальными. Пусть Хрисан был человеком недалёким, открыто заявлявшим, что когда ты красив, мозги тебе ни к чему, но Плут всегда верил в то, что брат притворяется, что корчить из себя высокомерного дурачка-красавчика – сознательно выбранная тактика, трюк, чтобы обмануть окружающих.

Хандоре опустилась на пол рядом с любовником и сказала: я даже не знаю, что теперь делать. У меня такое чувство, что мы сделали нечто ужасное. Плут сел и вытер лицо руками. Я чувствую себя такой виноватой, продолжила Хандоре. Перед ним, перед тобой, перед Хедре. Не надо, сказал Хрисиф и сел рядом, сосредоточенно наматывая портянку. Не надо делать вид, что раньше всё было иначе, а сейчас его смерть внезапно заставила тебя прозреть. Он натянул сапог и постучал подошвой об пол, проверяя, насколько удобно села портянка. Хандоре положила руку ему на плечо, но Плут встал: мне нужно к матери.

Девушка тоже встала и попыталась обнять его, чтобы сказать что-то, но Хрисиф тряхнул чёрными волосами, скатавшимися в дреды, и упёрся руками ей в плечи: не надо ничего сейчас говорить. Мы в вашей спальне, а у тебя изо рта пахнет моей спермой. Хандоре сощурилась и зло сказала: я тебя не заставляла спускать мне в рот, розгами тебя не порола, ты сам пришёл. Хрисиф обернулся и бросил: прополощи рот, может, не будешь выражаться так грязно. Хандоре подняла брови и переспросила: грязно?! Это грязно? Грязно то, что ты бегаешь ко мне только из-за того, что твоя обожаемая Хедре за три года замужества так и ни разу и не удосужилась взять твой недостойный член в свой королевский благородный рот.

Хрисиф шагнул к ней и некоторое время пристально смотрел прямо в глаза, словно намеревался ударить, но потом сплюнул и повернулся, чтобы уйти. Увы, Хандоре была абсолютно права и её правота, и та прямолинейность, с которой она её высказала, взбесили Плута. С Хедре всё было по-другому. Всё. Он очень любил её, свою пышечку Хедре, но с ней всё было иначе.

Можно подумать, ты со мной трахаешься из-за великой любви, сказал Хрисиф. Да, я действительно тебя люблю, соврала Хандоре, как ей показалось, довольно удачно. По лицу Плута невозможно было разобрать, поверил он ей или нет. Как бы я спала с тобой без любви? Хрисиф покачал головой и молча отвернулся от неё. Горе оглушило его. Хандоре вдруг показалась совершенно чужой, лишней, случайной прохожей, забредшей в дом невовремя. Плут никак не мог собрать мысли в кучу. С чего начать? Пойти к матери? Но там женщины уже помогают ей придти в себя. Поехать за Хрисаном? Но буама и затра клана уже сделали это. Сидеть сиднем не хотелось, но что делать? К чёрту всё, надо что-то делать, а что именно – разберёмся позже. Он сделал решительный шаг по направлению к двери и потянул ручку на себя.

Погоди, раздался из-за спины голос Хандоре. Ну, же, Хрис, прошу, подожди секунду. А что если он узнал о нас? Хрисиф повернулся и переспросил: мой брат? Ну, да. Что, если он узнал, что мы трахаемся уже почти три месяца? Плут решительно мотнул головой: это исключено. Или… Он посмотрел в зелёные глаза Хандоре и недоверчиво спросил: или ты думаешь, что это я его?.. Ты и вправду так думаешь? Ты ведь хотела этого, да? Ты именно этого хотела? Чтобы я убил своего брата и женился на тебе?! Ты сам это сказал, равнодушно сказала Хандоре. Она видела, что Хрисиф окончательно рассвирепел, но с горечью осознавала, что его слова попали точно в цель. Он говорил правду. И Плут знал, что она это почувствовала. На, держи, подруга, правда за правду, подумал он. Но вслух нарочито спокойно и тихо сказал: я думаю, нам лучше какое-то время не встречаться. Плут никогда не проявлял гнев на людях. Чувствуя ярость, он сразу начинал строить в голове сложный план мести и это его успокаивало. Но он никогда ничего не прощал, лишь выжидал удобного случая для отмщения. Хандоре почувствовала укол страха, догнала его и сказала: прости, от горя у меня помутилось в голове. Я тебе не верю, не оборачиваясь бросил Хрисиф. Подожди меня, ссоримся мы или нет, не время показывать наш разлад Юнхелине, как можно мягче сказала Хандоре. Ей сейчас нужна поддержка. Согласен, кивнул Плут. Но всё равно нам не нужно идти к ней вместе. Обожди минуту и потом спускайся.

Это ваши комнаты, сказал Коякон, проводя Кромма и женщин в небольшой флигель, как видно, недавно пристроенный к основному зданию на платформе. Здесь сухо и тепло, вам тут понравится, устраивайтесь, а утром займёмся делами. Люди, живущие на платформе, избрали Коякона каном совсем недавно, с полгода назад, и он старался держаться дружелюбно, но властно. Слегка нетрезвый Кромм – впрочем кан тоже не соблюдал за ужином сухой закон – благодарно похлопал его по плечу и сказал: спасибо, друг, но мы все будем спать в одной комнате. И девочка, и матушка, и я. Мы не разделимся.

Коякон вопросительно посмотрел на удивлённую буамини Элею, Лопе тоже воззрилась на хозяйку, но та только кивнула: делай, как он говорит. Иначе мы вернёмся на скуну, ответил Кромм, приобняв нового друга, а это уже не очень гостеприимно, да же? Коякон ухмыльнулся и ответил: а ты хитрый, старый чёрт. В такие вечера хорошо прижаться к женщине, особенно такой, как Лопе. Ух, глазища какие. Смотри только, чтобы матушка вам общение не испортила. Он наклонился к самому уху Кромма и пьяновато шепнул: она не только строгая, она ещё всякое умеет делать. Она очень могучая. С ней держи ухо востро. Лопе уже успела возмущённо надуться, но Кромм незаметно дёрнул её за рукав.