Максим Бодягин - Привратник

Женщины переглянулись, кивнули и в восемь рук потащили края разреза на себя, освобождая огромный, больше метра в поперечнике пузырь. Хрисиф поддал газу и начал понемногу набирать высоту, удаляясь от драккарии и таща петельчатую связку на себя. Хлюпая слизью, длинный лоснящийся пузырь потянулся за виу-воу, женщина продолжали быстро разрезать и раздвигать спину мёртвой хищницы вдоль острого спинного плавника, способного отхватить пальцы, словно бритва. Отойдите, крикнул Плут, отойдите от него, он уже совсем синий. Юнхелине и девушки быстро отпрыгнули в сторону, но Ине, не изменившись в лице, продолжала помогать Плуту, аккуратно вынимая пузырь из разреза. Наконец, все двенадцать или пятнадцать метров опасной плёнки, быстро наполняющейся газом, висели в воздухе, Виу-воу дрожал от напряжения, двигло колотило, мощности нутониевого подъёмника еле хватало на то, чтобы удерживать агрегат на такой высоте. Вперёд, крикнула Юнхелине сыну и Плут рванул к воде, стараясь ни в коем случае не коснуться песка краешком пузыря, который бы точно не выдержал больше никакого, даже самого нежного прикосновения.

Он заложил крутой вираж, разматывая пузырь за собой и, наконец, отпустил петлю, с размаху бросая опасный груз подальше от кромки воды. Хрисиф сделал это как раз вовремя. Газ с оглушительным звуком разорвал пузырь на сотни мелких кусочков, похожих на промокшую бумагу, пропитанную чернилами. Грохот стоял такой, что у Арин, забывшей приоткрыть рот, чуть не вылетели барабанные перепонки. Она стояла, растерянно вытаращив глаза и глядя, как люди вокруг хлопают, но самих хлопков она не слышала, только пронзительный свист в ушах. Наконец, когда свист стих, она почувствовала руки матери на своих плечах и услышала её ласковый голос: ты молодчина, Арин. Достойная дочь своей семьи, кивнула Юнхелине.

Похоже, мы хорошая команда, заискивающе произнесла Уле, её глаза блестели от недавних слёз ужаса. Ине вздохнула и в этом вздохе слышалось столько презрения одновременно с жалостью, что Уле больше всего на свете захотелось провалиться сквозь песок в царство Махемофа. Юнхелине заметила, как испуганно девушка стрельнула глазами в сторону свекрови, и тепло обняла Уле: ты права, мы отлично справились. Водолазам и резчикам надо снова стать одной семьёй, как в старые времена, когда мы вместе давали отпор каннибалам. Ты ведь войдёшь в дом моего сына, храбрая Арин? Я не храбрая, пролепетала Арин, густо залившись очаровательным багрянцем. Храбрая-храбрая, улыбнулась Юнхелине, снимая с её волос ленту и трепля пшеничные локоны девочки. Отдай её мне, Ине, и я тебе клянусь, девочка узнает столько любви, сколько не знает больше ни одна невестка на Привратнике.

Ине вздохнула. Её светлые ресницы вздрогнули, но она быстро вернула своему лицу то высокомерно-вежливое выражение, которое делало её Ледяной Королевой: я не могу решать за мужа. Зехария Бешеный должен дать благословение. Да и Арин должна чётко выразить своё согласие, ты же знаешь закон. Женщины Привратника сильны и свободны, она должна подтвердить, что входит в твой дом без принуждения с моей или твоей стороны. Юнхелине повернулась к Арин и спросила, подняв крутую бровь: ну, так как, Арин? Согласна на помолвку? Арин растерянно захлопала ресницами совершенно так же, как и её мать, и Уле, заметив её замешательство, тут же пришла на помощь: хватит наседать на девочку, она ещё совсем юна и только что пережила самый страшный кошмар в своей жизни. Она скажет о своём решении потом, да, детка? Арин кивнула, надеясь, что никто вокруг не заметил, как она постаралась тайком проглотить слёзы. Сейчас ей точно было совершенно нечего сказать.

И тут, словно спаситель, пришедший в самый нужный момент, с высоты каменных ступеней послышался мужской хор: где моя жёнушка, где моя сладкая, чьи руки все в крови и мясе? Кто сегодня накормит всю семью, подарит счастье старикам и радость молодым? Это звучала старинная хвалительная песня в честь тех, кто сегодня работал на разделке. Арин радостно взвизгнула и побежала навстречу отцу, который спускался со ступеней во главе шествия.

Скуна, медленно тащившаяся за белоснежным аэрокабом буамы Некодима, на фоне его сияющих хромом решёток и искрящихся ловцов молний, казалась особенно обшарпанной. Словно нищенка, плетущаяся за подаянием, рядом с элегантной аристократкой, спешащей на свидание. Кромм поколупал ногтем чешуйки краски, тысячами крохотных квадратиков отслоившейся по всему деревянному поручню, и посмотрел на буамини, стоявшую на носу с выражением радостного возбуждения на лице. Ему стало немного горько, что Элеа вынуждена прибыть на таком затрапезном судне, ей бы посудину понаряднее, более соответствующую её статусу. Но, судя по её светящимся глазам, буамини не особенно волновали признаки статуса. Она положила руки на поручень и вся устремилась вперёд, как те женские фигуры, что в старину укрепляли под бушпритами парусных кораблей, насколько Кромм помнил их по книжным иллюстрациям, застрявшим в памяти. Лопе стояла позади хозяйки и чуть правее её. В отличие от буамини, девушка смотрела вперёд с гораздо большей обеспокоенностью.

Туман, висевший над рекой плотной молочной занавесью, слегка рассеялся и взглядам путешественников представилась картина угрюмая и величественная. Река, над которой шла скуна, прорезала в сплошной скальной гряде ущелье, тесное, как щель между зубами. Массивные бетонные ворота перегораживали это ущелье в самом узком его месте, надёжно запирая вход. Над ними серели приземистые бетонные башни с плоскими крышами, с которых на скуну смотрели тяжёлые хоботы корабельных орудий, с гулким рокотом шевельнувшиеся, когда судно подошло ближе к воротам. Две пулемётных зенитных установки со стрёкотом развернулись в сторону скуны, на полукруглой смотровой площадке показался человек и отсемафорил флажками. Аэрокаб подлетел к нему и через какое-то время ворота распахнулись, тяжело громыхая и лязгая титаническими цепями, приводившими в движение поворотные механизмы.

Цеппелин играючи вошёл в еле приоткрытый створ ворот почти также туго, как поршень входит в шприц, чудом не задев баллоном огромные, чуть тронутые пятнами ржавчины торцы воротин. Аэрокаб прошмыгнул за ним яркой белой звёздочкой, скуна последовала следом, проплывая меж ворот так медленно, что Кромм смог во всех подробностях осмотреть их и присвистнуть от осознания того, сколько усилий затрачено на их строительство. Всё время, что скуна пересекала границу, орудия провожали её, тревожно ощупывая палубу холодными пустыми зрачками жерл. Крохотные фигурки людей в алых мундирах морского дозора казались яркими насекомыми, ползущими по серым громадам из бетона и стали. Привратник стойко охранял свою свободу и безопасность.